знаменами которого он воевал в Германии и Паннонии.

Самое великое в нем (Гомере) то, что не было до него никого, кому бы он мог подражать, и не нашлось после него никого, кто смог бы подражать ему. «Римская история», I, 5, 2 (100, с.13)

Ненависть, порождаемая соперничеством, переживает страх и не прекращается по отношению к побежденным даже после исчезновения самого предмета ненависти.

«Римская история», I, 12, 7 (100, с.18)

Соперничество питает талант, (...) и то, чего добиваются с наивысшим рвением, достигает наивысшего совершенства.

«Римская история», I, 17, 6 (100, с.22)

Рвение ослабевает вместе с надеждой. Если мы не можем догнать, перестаем гнаться.

«Римская история», I, 17, 7 (100, с.22)

Один город Аттики на протяжении многих лет прославился большим числом мастеров слова и их творений, чем вся Греция, так что можно подумать, будто части тела греческого народа распределены между другими городами, дух же заперт за стенами одних Афин.

«Римская история», I, 18, 1 (100, с.22)

(О Гае Марии:) Наилучший на войне, наихудший в мирных условиях. «Римская история», II, 11, 1 (100, с.29)

Страх римского народа перед диктатором был большим, чем страх, заставляющий прибегнуть к диктатуре.

«Римская история», II, 28, 2 (100, с.39)

Редко завидуют славе тех, чьего могущества не боятся. «Римская история», II, 31, 3 (100, с.41)

Помпей определенно выдающийся человек, и даже чересчур выдающийся для свободного государства.

«Римская история», II, 32, 1 (100, с.41)

Помпей (...) там, где ему должно было быть первым, всегда хотел быть единственным.

«Римская история», II, 33, 3 (100, с.42)

Едва ли не глупо было бы перечислять гениев, которых мы еще помним, (... ) ведь насколько велико восхищение, настолько затруднительна оценка.