далась идея насчет Комсомольского проспекта, но отдали эту улицу под проспект Мира). Для привокзальных площадей были предложены имена Горького, Кутузова и Чкалова. Болотную площадь предлагалось именовать в честь Ленина, Манежную — Сталина, а Арбатскую — Калинина.

Предвидеть реакцию Сталина на такой проект было нелегко — кто мог знать, что он вычеркнет из него все, кроме улиц Ленина и Калинина? 11о Г,М. Попов, видимо, всерьез увлекся ролью крестителя улиц и решил пойти по второму заходу, использовав для этого убедительнейший повод —70-летие Сталина! 8 декабря 1949 года он отправил Маленкову слегка измененную программу, Манежную с именем Сталина повторил, а проспект Сталина продолжил от Лубянки до Дворца Советов. Маленков, по-видимому, запомнил предыдущий урок, письменного ответа Попову но дал, вероятно, отказал устно. Но на сохранившейся пачке проектов сохранился такой автограф вождя: «Все это чепуха. Сталин».

Евгений Таранов, обнародовавший такие сведенья из архива в «Градских вестях» «Московской правды» за 2 августа 1995 года, задумался, почему Сталин так к этому отнесся. «Может, он считал, что пока не наступила пора массовых переименований?»

Впрочем, и эта неожиданная сдержанность вождя не укротила стихии волевых перенаречений, которая продолжала свирепствовать и в столице, да и по всей стране.