Бошьяна или бессовестных фанатиков вроде О.Б. Лепешин-ской. Как хорошо, что не опоганены списки московских улиц именами Лысенки и Презента с целой сворой их холуев! Придет пора назвать и отважных борцов с лысенковщиной — геолога Варсонофьеву, зоолога Пузанова, биологов Завадов-ских, созвездие блестящих генетиков, заклейменных лысен-кинцами как «вейсманисты-морганисты-менделисты». Даже в мрачные годы после разгрома генетики ухитрялся публиковать противолысенкинские статьи геоботаник и эколог Сукачёв. Сукачёвская аллея могла бы украсить Главный ботанический сад или другие парки Останкина.

От упоминаний о генетиках и Останкине по неожиданной ассоциации перейду еще к двум «многостаночным» фамилиям, поясняя, кстати, почему их не было в списках имен первостатейных поэтов. Речь идет о Кольцове и Никитине.

Поэт Алексей Кольцов в аттестации не нуждается. А вот его гениальный однофамилец, биолог Николай Константинович Кольцов, до сих пор незаслуженно обойден популярностью. В академики его успел продвинуть только на уровне ВАСХНИЛ Николай Вавилов в 1935 году, а в «большую Академию» Кольцова не пропустили, хотя и знали, что он — основоположник нашей экспериментальной биологии, предвосхитившей современнейшие положения генетики и молекулярной биологии. Но он же изучал возможности биологического улучшения человечества, и основанную им евгенику объявили лженаукой, якобы вооружающей теории расистского человеководства. Затравленный и лысенкинцами, и другими демагогами от имени «марксистской биологии», Кольцов успел скончаться в год, когда арестовали Николая Вавилова (1940). Тоже трагически типичный «теневой академик»!

Увы, эту же славную фамилию осквернил избравший ее своим псевдонимом еще один Кольцов, Михаил Ефимович, — «журналист № 1», известный редкой одаренностью и динамичной репортерской предприимчивостью — он и редактировал «Правду» с «Огоньком», и выступал инициато