щения и поиск врага. Сколько ни поясняли мы и в печати и по телерадио, что это не так, все было напрасно.

Шод Муладжанов, в недалеком будущем шеф «Московской правды», высмеял в этой газете уже 19 июня перечень замен имен, как «игру в фантики», и высказал подозрение, что политическая подоплека здесь была явно сильнее экономической. Не смущаясь, сам себе противореча, осуждал двойные «Таганские» и «Комсомольские», но защищал заблудившуюся «Молодежную» и даже «Войковскую» с ее именем палача-мародера.

Накопленные за лето отклики, замечания и пожелания комиссия подытожила и обобщила, собравшись уже осенью — 19 сентября. Дормидонтов настойчиво убеждал нас, что нужно переходить с прилагательных и притяжательных форм на имена типа «Вешняки» и «Калитники» вместо «Рязанского » и «Волгоградского » «Проспектов » и даже сокращенных «Рязанской» и «Волгоградской». В этом же ряду оказывались предложения дать «Головино» вместо «Водного Стадиона» и «Крутицкое Подворье» или даже просто «Крутицы» вместо уже согласованной с нами «Крутицкой». Много спорили с ним о «Тульской» — она хорошо названа по улице, а ему хотелось, чтобы люди уже в метро ощущали, что рядом, пусть и за версту, расположен «Данилов монастырь» — так он предлагал назвать и станцию. Увеличилось число членов комиссии, согласившихся с «Мазиловом» на месте «Пионерской», говорили и о «Петербургской» на месте «Войковской» (не лучше ли «Петроградская»?). Результаты этого и других наших осенних обсуждений были удостоены новой публикации в «Вечерней Москве» за 19 ноября

1991 г. — опять под броским журналистским заголовком «А будет — Остоженка» и с самоуверенным подзаголовком «Заключительный проект переименования станций метрополитена». Перечень их дан в разбивку по линиям (диаметрам, радиусам), по каждому имени сказано, за что предпочли и чем оно лучше других.