Картина Поленова – Лужкова

Опять я просыпаюсь от гула газонокосилки. Всё, пропал двор! Только что распустившиеся одуванчики и свежие опрятные лопухи превращаются в кашу, размазанную по зелёной щетине. Пока ещё зелёной.

- Что ж вы делаете-то! Одна выжженная солома на всё лето останется! – ору я.

- Она лучше расти будет... – флегматично, как чеховский злоумышленник, отвечает гастарбайтер.

Наверное, ему так объяснили. Его физиономия по чертам и цвету нетипична и для среднего жителя Средней Азии. Лучше и не предполагать, откуда он будет: может, для него слово «таджик» – кровное оскорбление. Это как-то наводит на необоснованную мысль о том, что из травы ему лучше всего знакома конопля, а из цветов – мак. Их тоже, правда, стригут, лишь когда заготавливают или изничтожают под корень. Каюсь, возникло сильнейшее желание стригануть ему какую-нибудь часть тела и спросить, много лучше ли теперь отрастёт...

Но, по трезвому размышлению, дурень, в общем, не виноват, хоть и ду-рень. Виноваты те, кто составляют планы и раздают газонокосилки. Не поворот северных рек, слава Богу, но принцип тот же.

Газонокосилочная чума который год продолжается в Москве. И мы, глядя в окна, залезая на подоконники, смотрим как уничтожаются последние зеленые островки в нашем дворе. Велено, чтобы стригли, как в Англии. Никому невдомёк, что стригут, особенно ежемесячно, далеко не всякую траву. Даже в самой скудной городской флоре травяной покров состоит из десятков растительных видов, отличающихся друг от друга, как воробей от лягушки. Травы различны по продолжительности жизни, скорости роста, строению, способу размножения, наконец.

Полевые травы притёрты под постоянное поедание коровками, лошадка-ми и овечками (в недалёком прошлом – турами, тарпанами и сайгаками). Их стригут – они выбрасывают новые листья, как ящерица – хвост. Им не дают отцвести и вызреть семена – они возобновляют себя, расползаясь под землёй корнями.

Луговые травы, а тем более травы подлеска устроены иначе. На них находится меньше едоков, для них главное – место под солнцем. Они растопыривают листья, изобретательно разбрасывают и развеивают семена, вылезают в любой тесноте и темноте, зато не отрастают заново.

Но кто из слыхавших, что газоны следует стричь, разберёт, что стригут многолетние травы с развитыми корнями, хорошо размножающиеся вегетативно? А косить по весне однолетние злаки – всё равно, что подстригать пшеницу или рожь. Травы срезаются в июне, а то и в мае, оставляя только мёртвые пеньки и не дав семян. Что взойдёт на следующий год? Летучие одуванчики, которые тут же будут скошены, чтобы лучше росли. Мелкая, как в тундре, травка, до которой не дотянется газонокосилка. Через газон, вместо высокой травы покрытый невразумительной сухой щетиной, куда проще протоптаться напрямик – меньше сомнений. Чай, не в Англии. Впрочем, когда растительность упорно уничтожается, не нужно даже ног – хватит солнца, дождя и ветра. Может, идеологи газонокошения – страстные поклонники Т.Д. Лысенко, обещавшего скорое преобразование видов, если на них воздействовать суровыми методами «мичуринской агробиологии»? Может, они полагают, что кромсаемые манжетки и лопухи от такой закалки не в этот сезон, так в следующий переродятся в идеальный британский дёрн?

Правда, каждую весну немалые площади в Москве засыпаются грунтом, из которой должна прорасти настоящая газонная трава. Однако стригут (вернее, уничтожают) всё подряд. С зелёных улиц, со дворов и даже из парков исчезают всем известные дикие колоски, в которых летом должны трещать кузнечики. Исчезают простейшие ромашки, лютики, клевер. Глядишь, придёт очередь одуванчиков. Тупо состригаются и намеренно высаженные на дворовых газонах затейливые травы: сам свидетель, как стригуны скосили посеянные жильцами зонтики, а потом уничтожили годами росший под стенами бордовый бамбук. Посади землянику – они и землянику состригут. Газонокосилки перемалывают ясеневый, кленовый и вязовый самосев. Старательные косильщики, боясь пропустить травинку, обдирают своими агрегатами кору на саженцах. Когда я попытался объяснить одному из городских начальников по благоустройству, что дикое разнотравье в бибиревском ландшафтном парке самоценно и что нет никакой эстетической нужды кромсать траву под корень на хрупком искусственно укреплённом берегу, в ответ было сказано, что траву косят согласно регламенту, а берег – тоже газон. Остаётся понадеяться, что газонокосильщикам не выдадут рогатки сшибать нерегламентированных птиц.

Похоже, главные по покосу одуванчиков (они же уполномоченные по покраске бордюров) всерьёз восприняли шутку про трёхсотлетний английский га-зон, да вдобавок полагают, что при должном упорстве эти века можно наверстать за две-три пятилетки. Но триста (и даже больше) лет не идеальному газону, а парковой культуре, опыту и разумению. Наши же озеленители-кампанейцы пускают под нож даже скромный опыт, накопленный за десятилетия их предшественниками. В прошлые годы ещё можно было увидать рабочих, собирающих состриженную траву в мешки. Теперь сено сохнет под солнцем и гниёт под дождём прямо на уцелевшей растительности. Вскорости от весёлых лужаек, похожих на таблицы из ботанических книг, остаётся редкая поросль коротких былинок, окружающая мёртвые проплешины. Сразу видно, где были под корень срезаны раскидистые растения или вся трава посохла под преющей дрянью.

Выскажу неблагодарную мысль: Москве вообще не слишком нужны газоны. Пусть расстилается подстриженная травка на центральных аллеях парков, перед театрами и дворцами. Но распахивать пространства под забранные в сталь, чугун, а то и гранит «лужки» из анекдота – неразумно по всем статьям. На окраинах, в Москве начинающихся слишком близко к центру, агрессивно-унылая современная архитектура (по большей части уже морально устаревшая) и без того давит на глаза и мозги круглый год, чтобы в тёплое время дополнять её зелёными плоскостями. Лучше уж прикрывать страхолюдные объёмы деревьями, а нескончаемые плоскости перебивать кустами. Дело и в том, что подстриженный газон – это слишком небольшая зелёная масса, не дающая тени, не улавливающая пыль и копоть из воздуха. Какой-нибудь густо высаженный ивняк принесёт гораздо больше пользы. А по ветру вместе с ним пускай стелются колоски мятлика, тимофеевки, дикого овса.

Нет в поленовском «Московском дворике» никакого газона. Есть нехитрая городская природа, в которой находится место крапиве, чтобы сварить щи, подорожнику, чтобы налепить на пораненный палец, лопуху, чтобы завернуть кусок масла, одуванчикам, чтобы дети сплели венок, иван-чаю, чтобы полюбоваться. «Московский дворик» много красивее большинства новостроек, хоть и не так рационален при распределении пространства. Дикое разнотравье не только красивее, но и разумнее неудачных подделок под английский газон.

Что ж это за национальная традиция такая, давно ставшая антинациональной: из любви к прогрессу перемалывать в кашу людей, дома, природу? Или это никакая не традиция, а просто дурь, не заслуживающая обобщения?