Некоторые до того забились во тьму, что неясно видят все освещенное. «Письма к Луцилию», 3, 6 (141, с.7)

Нас чтут как стариков, хотя в нас живут пороки мальчишек, и не только мальчишек, но и младенцев; ведь младенцы боятся вещей пустяшных, мальчишки

- мнимых, а мы - и того и другого.

«Письма к Луцилию», 4, 2 (141, с.8)

Никакое зло не велико, если оно последнее. Пришла к тебе смерть? Она была бы страшна, если бы могла оставаться с тобою, она же или не явится, или скоро будет позади, никак не иначе.

«Письма к Луцилию», 4, 3 (141, с.8)

Спокойная жизнь - не для тех, кто слишком много думает о ее продлении. «Письма к Луцилию», 4, 4 (141, с.8)

Кто презирает собственную жизнь, тот стал хозяином твоей. «Письма к Луцилию», 4, 8 (141, с.9)

Гнев рабов погубил не меньше людей, чем царский гнев. «Письма к Луцилию», 4, 8 (141, с.9)

Само имя философии вызывает достаточно ненависти. «Письма к Луцилию», 5, 2 (141, с.9)

Будем делать все, чтобы жить лучше, чем толпа, а не наперекор толпе, иначе мы отпугнем от себя и обратим в бегство тех, кого хотим исправить.

«Письма к Луцилию», 5, 3 (141, с.10)

Пусть вошедший в наш дом дивится нам, а не нашей посуде. Велик тот человек, кто глиняной утварью пользуется как серебряной, но не менее велик и тот, кто серебряной пользуется как глиняной.

«Письма к Луцилию», 5, 6 (141, с.10)

Слаб духом тот, кому богатство не по силам. «Письма к Луцилию», 5, 6 (141, с.10)

Одна цепь связывает стража и пленного. «Письма к Луцилию», 5, 7 (141, с.10)

Нас мучит и будущее, и прошедшее. (...) Никто не бывает несчастен только