Рожденный в Москве еще до Первой мировой войны («довоенного качества», как говорили о товарах в годы НЭПа), я почти непрерывно, лишь с временными отлучками, прожил в столице с 1922 года и теперь счастлив, что уже с девятилетнего возраста «заболел» Москвой. Мой отроческий азарт — на каждой Заставе побывать, по каждой улице пройти — конечно, не был еще никаким краеведеньем и скорее напоминал коллекционерское хобби, вроде сбора марок, но для будущих интересов краеведа это заложило неплохой фундамент.

Умилял старших тем, что побывал у всех монастырей Москвы (только на все сорок-сороков храмов пылу не хватило). Воспитанный безбожными родителями, я коллекционировал такие объекты скорее как идолопоклонник — обители и церкви привлекали красотой, но и каждая Застава была словно некий фетиш. Отсутствие карманных денег подвигало ездить на трамвайных буферах или на извозчичьих запятках, соревнуясь с кишевшими в столице беспризорниками.

Я счастлив, что и при таких мальчишеских блужданиях успел всмотреться в тогдашнюю Москву, запомнил как вечные ценности и Храм Христа у еще не переименованных Пречистенских Ворот, и Сухареву башню, и Триумфальные ворота на их законном месте, и храмы Успенья на Покровке и «Николы Большой Крест» на Ильинке. Оценок никто не навязывал, воспитывала сама подлинность величия столицы, и это — при всем ее тогдашнем неустройстве — булыжных мостовых (а была и уйма грунтовых улиц «без твердого покрытия»), снежно-ледяной тряске по неубираемым снегам (копыта ломовых лошадей превращали любую улицу в клавиатуру ухабов и гряд)... Толкучки Смоленского и Сухаревского рынков, педальные (еще не электрические) звонки трамваев, соблазны птичьего рынка на Трубной... И тут же радость при первых признаках технического прогресса — именно так воспринимался в 1924 году первый автобус (как и первый троллейбус в 1933-м). Запомнилось множество атрибутов прошлой жизни — тумбы вдоль тротуаров-то ли