сатели (Алексей Толстой, 1945), архитекторы — (Л.А. Веснин, один из трех знаменитых братьев, 1933, Щусев, 1949), многие артисты и режиссеры, ученые — академики (Королев, 1977, Келдыш, 1978, Несмеянов, 1980).

Перечни таких срочных наречений по-своему интересны — в них запечатлена уже существовавшая к концу жизни деятелей репутация, признание заслуг; как правило, такие присвоения имен производились не в порядке самодеятельных инициатив, а во исполнение вышних решений «увековечить в названии улицы».

А во множестве случаев даты кончин и наречений разнились на год — не всегда сразу принимались решения, да и после них требовалось время, чтобы подыскать достойный объект; затяжной бывала и аппаратная процедура разных согласований — с Институтом марксизма-лениниз-ма, с Политуправлением армии, с горкомом и мало ли еще с кем.

Это коснулось даже крупных государственных деятелей. Кирову, погибшему в 1934-м, Мясницкую отдали только в 1935 году (в декабре 1934-го было не до того). Косыгин скончался в 1980 году, а Воробьевское шоссе, не найдя после долгих поисков ничего лучшего, уступили под его имя в 1981-м, сославшись на то, что он тут жил. Площади для Иосипа Броз-Тито и Индиры Ганди, умерших в 1980 и 1984 годы, подыскали только в 1981 и 1985-м. Наречь пустовавшую площадь именем Брежнева, скончавшегося в 1982-м, дерзнули только в 1983 году.

Выдающиеся композиторы нашего времени — Мясковский (1980) и Хачатурян (1986) — «дожидались» улиц и с куда большим опозданием после дат кончины (1950 и 1978), ибо еще долго после ждановского погрома по инерции продолжала действовать одиозность этих имен. А Сергей Прокофьев с Шостаковичем и до сей поры не сподобились получить улицы, тогда как Дунаевский, хоть и семью годами позже даты гибели, все же оказался с собственным адресом.