шего загашника имена для Марьина-Люблинского» или «для Ивановского», — легко находил в своей картотеке вакантные — потерявший к этому времени «свои» улицы Подольск или так по-славянски звучащую Купавну. Подобные наборы мы копили и по персоналиям — были вроде отдела кадров по учету знаменитостей!

Фонд неиспользованных имен огромен, но из него, при всем уважении к учтенным в нем лицам, многих можно вычеркнуть заранее — за громоздкую двучленность или за неблагозвучность фамилий, рождающую ложные смыслы, что именам улиц противопоказано. Так что пусть не будут в обиде и самые хорошие люди, что им не предоставили плацкарт. Вот несколько примеров с потенциальными однофамильцами.

На пути поэта Жуковского встал авиационный профессор Жуковский. Поэту Языкову преградил дорогу однофамилец следователь из XVIII века. Поэт Вяземский отступит перед Вяземской улицей (под Вязьмой в немалой мере решалась судьба Москвы). Хватит и того, что имя Вяземского навсегда связано с уцелевшим Остафьевом. А поэту Полежаеву, достойно чтимому в Саранске, в Москве перекрыла пути к памяти станция метро «Полежаевская » — вчерашний метростроевский начальник москвичам дороже многострадального прошловекового поэта.

Поэт ПбХонский? «Мой костер в тумане» светит всем, но ведь есть еще и критик Полонский... Крестьянский поэт Суриков — разве не отступит перед однофамильцем — великим художником, хоть и всюду поют про рябину, мечтающую перебраться к дубу, или — как «в степи глухой умирал ямщик»; а кому, как не москвичам, ценить балладу Сурикова о казни Степана Разина!

Не легче с прошловековыми нашими «деревенщиками». У Решетникова — популярный однофамилец художник-че-люскинец Решетников («Опять двойка»). Глеб и Николай Успенские, хоть и вовсе достойны, но Успенский переулок уже существует... А «горожане» — Соллогуб и Сологуб