36    Постигая Москву

деньги, в Москве — тратят их. «Москва — большой гостиный двор; Петербург — светлый магазин. Москва нужна для России; для Петербурга нужна Россия. Петербург любит подтрунить над Москвою, над ее аляповатостию, неловкостию и безвкусьем; Москва кольнет Петербург тем, что он человек продажный и не умеет говорить по-русски». Гоголю было трудно найти общее выражение для определения сущности Петербурга, и он формулирует осторожно: «Есть что-то похожее на европейско-американскую колонию; так же мало коренной национальности и также много международного, перемешанного, еще не переплавленного в новое твердое тело».

С давних пор процветает ностальгия по серебряному городу, ушедшему в небытие, но в то же время извергаются и запоздалые проклятия по поводу вины, которую взвалила на себя петровская эпоха. Вина же эта заключается в том, что эта эпоха, как полагает, например, Солженицын, повела Россию по неправильному пути. В подобном преувеличении, как всегда, есть зерно истины: самого строительства Петербурга добились путем запрета возводить в Москве каменные дома, не говоря уже о цивилизационных и идейных последствиях этого шага. Силовые меры Петра Великого на столетия поглотили энергию, что где-то в других местах должно было привести к застою и истощению. Можно поэтому сказать, конечно с некоторой оговоркой, что основание Петербурга прервало становление Москвы как города, воспрепятствовало ему, что Москве пришлось нести издержки петровских реформ. Однако говорить о Петербурге как о «европейском», а о Москве как о «русском», если не полуазиатском городе — значит не замечать того, что и Москва была все-таки европейским городом. Чтобы хоть немного поколебать закосневший миф, необходима точность в формулировках.

Практически все элементы градообразования, знакомые нам по Европе, встречаются в средневековой Москве. Здесь есть крепость как убежище и место эксплуатации, которая только и делает возможной культуру; план города не случайно напоминает план Парижа; здесь находится резиденция не только царя, но и патриарха, а значит, имеет место, по крайней мере потенциально, оказавшееся столь благотворным для Европы и чреватое большими последствиями разделение власти между соперничающими друг с другом царством земным и царствием небесным (конечно, цезарепапизм оставался в силе, но были и ереси, и реформационные попытки); здесь наблюдаются также некоторые элементы социальных конфликтов, существовавшие и в средневековых городах Западной Европы, хотя до формирования цехов с республиканской структурой дело так и не дошло.

В Москве возникли первые русские школы и даже в 1755 г., когда столицей уже был Петербург, — первый русский университет. А главное, Москва задолго до 1703 г. находилась в тесном контакте с Северной Италией, с европейским Ренессансом, «Возрождением» Европы. Венецианские и миланские