Букинистические магазины    123

собственную жизнь. Книги жили и живут своей жизнью, позади у большинства из них удивительная одиссея, порой они чудом избегали смерти, на них остались рубцы и шрамы. Но очень редко им выпадает счастье вернуться туда, где они были задуманы, созданы и выпущены в свет. Эта мысль посетила меня в букинистическом магазине в гостинице «Метрополь» — с той ее стороны, что выходит на улицу. Там были издания журналов «Весы» и «Гриф», поврежденные, но спасенные, потрепанные, но не брошенные в беде, и стояли они на стеллаже как раз в том здании, где до революции размещались редакции этих журналов. Но странствия во времени не кончаются.

Откуда появляется ощущение, что тебе нужна именно эта книга? Мне кажется, дело не только в волнении, охватывающем нас при взгляде на руины, а, скорее, в надежде на то, что владение, прямое присвоение позволит нам вступить через посредство книжного материала в контакт с автором, материализовать и его облик; качество тут играет не главную роль — у репринта оно может быть выше. В конечном счете мы надеемся, что на нас или любого временного обладателя, который сделает приобретенную книгу частью своего ближайшего окружения, упадет нечто от блеска или духа того времени. Это также попытка остановить только что пробужденное время, с помощью иллюзии задержать его навсегда.

Вопрос о том, какая книга является редкой и ценной, — спорный, ибо все относительно. Деление на два лагеря существует и в мире книг. То, что у нас временами спускается по дешевке в крупных магазинах, например труды Блаженного Августина или биография Сталина, написанная Троцким, равно как и дешевые детективные романы, здесь недоступно. Пиратские или авторские издания, ставшие обычным делом в эпоху студенческих волнений, а со временем превратившиеся даже в форму интеллектуального «переливания крови» в крупные издательские дома, здесь называются самиздатом. Иметь у себя самиздатовскую литературу — дело рискованное, изготовлять ее — тем более. Как можно говорить о цене книг в мире, который порвал с Гутенбергом? Мир книг воспроизводит, что находится вверху, а что внизу в структуре общества, что в нем считается ценным, а что — не имеющим ценности.

Я не отваживаюсь судить, что здесь оценивается выше, — у интеллигентов понять это довольно просто: Мандельштам, Гумилев, Федоров и т. д. и т. п. Им казалась странной литература, которую я собирал, — это же макулатура. Кажущиеся несущественными рассказы о стахановском движении с точки зрения московского рабочего; очень «партийное» изображение интернационалистической Москвы; описание борьбы коммунистической партии против послереволюционных нелегальных партий; история промышленной архитектуры в Москве и тому подобное. Но я нахожу