Поиск следов    223

принятия решений. К примеру, в здании напротив Александровского сада, где сегодня располагается нотный отдел Библиотеки им. Ленина. Мемориальная доска на стене этого дома на проспекте Калинина, 1, бывшей штаб-квартиры Коминтерна, сообщает, что здесь жила сестра Ленина, заслуженный партийный работник. Еще одна доска, судя по дизайну — более позднего времени, напоминает о пребывании в Москве Антонио Грамши и Хо Ши Мина (о Чжоу Эньлае, много раз останавливавшемся в Москве по дороге в Китай из Гёттингена и Берлина, ничего не говорится). Не менее замечательное место — Дом правительства, расположенный наискось от Кремля на другом берегу Москвы-реки. Мемориальные доски, размещенные внизу у подъездов, дают лишь скудное представление о множестве его знаменитых бывших и нынешних жителей. Здесь все-таки можно найти болгарский череп Димитрова и жесткий профиль Стасовой, увековечен даже Тухачевский — но это далеко не вся история «Дома на набережной».

Еще очевиднее это становится в нынешней гостинице «Центральная» (бывшем «Люксе») на улице Горького. Крысам во дворе, швейцару-латышу, охотившемуся на них, более или менее долго жившим там функционерам Коминтерна и их семьям воздвигнуты памятники не здесь, а в других местах, на родине тех, кто возвратился. Герберт Венер мог бы рассказать об этом подробнее. Такие дома стали мифом, конечно, по весьма простой причине: едва ли где-нибудь еще более последовательно в судьбе жильцов воплотилась судьба страны. Может быть, списки проживающих в этих домах — всего лишь уплотненная матрица непостижимых исчезновений, появлений, веры и неспособности понять общественные процессы в этой стране в 1930-е гг. А за пределами понимания свершалась истина, незыблемая и претворившаяся в камень в местах, подобных Лубянке — мощному и все же невзрачному зданию страхового общества дореволюционной поры. Эти места упоминаются в соответствующих информационных материалах, но только в связи с «прошлым» — например, общеизвестно, что в Бутырской тюрьме некоторое время находился в заключении Маяковский или в 1905 г. был убит активный революционер и сын фабриканта Николай Шмит. Однако ни один след не ведет от тех узилищ в сегодняшний день этих учреждений.

Кстати, потомки наиболее подробно и детально информированы именно

о московских тюрьмах, но этот парадокс легко объясним. Для выживших заключенных в тот момент, когда они обрели твердую уверенность, что сюда их привела не ошибка, обязанность записать увиденное и пережитое была выражением воли к преодолению. Отсюда и проистекает кропотливость описания, детективная реконструкция числа ступеней, высоты залов, содержания тюремных библиотек и т. д. Мы знаем об интерьере, атмосфере и меблировке этих тюрем больше, чем о каком-либо ином, более доступном месте. Сюда нам обеспечивает доступ литература, безмерно обширная и поучительная: воспо-