274 Постигая Москву

Расписание авиа-и железнодорожных рейсов компании «Дерулюфт»

«31 января. Мой отъезд уже окончательно определен, это 1 -е число, на которое я 30-го заказал место. Осталось только оформить в таможне мой багаж».

В. Беньямин. Московский дневник

лись, принуждая свои жертвы к самооговорам. Москва перестала быть средоточием представлений о лучшем мире, и, хотя в 1930-е гг. она еще оставалась убежищем, это ничего не меняет. С тех пор она превратилась в столицу мировой державы, в которой не заходит солнце, но давно уже не служит прибежищем «униженным и оскорбленным». Скорее наоборот: движение поменяло направление и теперь идет в противоположную сторону. Странно и в то же время очевидно, что беженцы прежних времен не понимают беженцев дня сегодняшнего. Почти невозможным кажется найти общий знаменатель и общий язык для былого и нынешнего бегства. Быть может, четыре персонажа, упомянутые здесь, обрели своего автора в лице Артура Кёстлера, который сам бежал и делил с Беньямином неприкосновенный запас морфия. Солнечное затмение, заставляющее глаз, привыкший к свету, научиться ориентироваться и в сумерках, было, очевидно, недостаточно темным, недостаточно продолжительным, чтобы показать, что происходит. Но созданный Беньямином образ Angelus Novus больше не позволяет говорить об эксцессах, явлениях временных и лишь ненадолго нарушающих нормальное состояние дел:

«Его лик обращен к прошлому. Там, где для нас — цепочка происшествий, он видит сплошную катастрофу, непрестанно громоздящую руины над руинами и швыряющую их к его ногам. Он бы и хотел задержаться, чтобы поднять мертвых и слепить обломки. Но шквальный ветер, несущийся из рая, наполняет его крылья с такой силой, что он уже не может их сложить. Ветер неудержимо несет его в будущее, к которому он обращен спиной, в то время как гора обломков передним поднимается к небу. Этот-то шквал и есть то, что мы называем прогрессом».