ДАШИНЫ БЛИНЫ

Современная развлекательная литература провозгласила добычу денег главной целью человеческой жизни



Не раз я уже писала о том, что наше секулярное общество в действительности является истово религиозным, безо всяких аллегорий исповедующим неоязыческий культ Златого Тельца. И вот вновь приходится об этом говорить, хотя тему, о которой пойдет речь, я довольно долго медлила поднять. Разбираясь с нынешними культурными процессами, слишком часто себя ощущаешь Гераклом посередь Авгиевых конюшен. Рубить головы гидрам значительно приятнее, нежели орудовать лопатой.

Вот и валялись в моем дому два десятка ярких книжиц с закладками в нужных местах и какое-то количество газетно-журнальных страниц. Вроде и выбросить не вправе, пока дело не сделал, и хранить противно.

Непонятно, сколько бы я еще собиралась отдать должное проекту издательства «ЭКСМО», носящим название «Дарья Донцова», если бы не услышала о появлении детектива «Кекс в большом городе». Сюжет его лишний раз явил доказательство того, что общество потребления в религиозных вопросах весьма далеко от какой-либо толерантности. Всякий, не ставящий целью жизни добычу денег или недостаточно активно, в силу каких-либо отвлекающих причин, их расходующий, является в нем опасным еретиком, которого надлежит загнать в резервацию либо лечебницу. А упомянутые отвлекающие причины следует радикальным образом устранить. Вспомним О. Хаксли, который еще много лет назад обозначил эти причины: искусство (кроме развлекательных жанров), человеческие чувства и, конечно, христианство.

Но прежде, чем перейти к антихристианским демаршам звезд потребительского общества, необходимо сделать некоторые оговорки. Для нас не представляется существенным, пишет Д. Донцова свои книги сама, раздает указания команде «литературных негров», или играет сугубо представительскую роль. Важно лишь то, что в общество спроецирована матрица, определенный портрет, на который сориентированы все авторы, в единственном или множественном числе. Этот портрет весьма целен.

«На мое несчастье, я очень хорошо готовлю. Когда появляется дама, претендующая на место у плиты, мои дети заказывают ей блинчики с мясом. Такой тест. Дама делает блинчики, дети выбрасывают их в помойное ведро со словами: «Не мамины блины!» Потом семья поворачивается ко мне, сын оттопыривает брюки и говорит: «Видишь, до чего дошли твои дети?» И я бреду к банке с мукой…» (Интервью в «ЭКСТРА-М» 7.VII.2004)

Право, описанную сценку стоит вообразить как следует, в красках и в лицах. Стоит вообразить двух (или сколько их там) великовозрастных деток, копейки не заработавших в своей жизни, но самозабвенно глумящихся над взрослой женщиной, стоит вообразить, как краска унижения заливает ей лицо, когда тарелка с кушаньем, над которым она только что хлопотала, торжествующе, театрально опрокидывается в помойку. Надо быть уж слишком глупым, чтобы предположить, что вся пьеса вообще имеет отношение к вкусу блинов. Суть не в блинах, а в том, что возможность унижать других, даруемая, в данном случае, мамочкиными деньгами, здорово опьяняет. Анреналинчик-с. Особенно смешно, что кандидатка на «место у плиты» унижена даром. И пойдет она, не солоно хлебавши, прочь, над чем можно будет еще посмеяться, с аппетитом уплетая блинчики, испеченные уже растроганной мамочкой.

И ведь она даже не понимает, что воспитала законченных уже подонков, судя по тому, что на голубом глазу повествует о подобных милых семейных забавах.

С вменяемостью там вообще, надо сказать, туго. Но мало своей, так стоило бы проконсультироваться с супругом, «деканом факультета психологии МГУ», что, с точки зрения психологической науки, может означать, когда особа, не вчера отметившая полувековой юбилей, не только посылает юного шофера покупать ей предметы нижнего белья, но и радостно сообщает об этом в газете с миллионным тиражом? Если декан еще не забыл Фройда, он мог бы прочесть тут весьма увлекательную лекцию. Вообще в коротком интервью шофер фигурировал трижды. Милочка, ну нельзя же так оголяться.

А собственно, почему нельзя? Перед кем стесняться-то? Богатый не может испытывать стыда, потому, что все его поступки хороши в силу того, что он является богатым. Тельцепоклонство похоже на кальвинизм, доведенный до своего логического завершения. Строго говоря, по характеру верования, и к кальвинистам Бог христиан не имел никакого отношения, но в те года, общество, как говорится, «еще не было готово» это признать.

Но вернемся к «Кексу в большом городе». Расследование преступления приводит сыщицу-любительницу в некий женский монастырь. Любопытными же вещами занимаются его насельницы! Во-первых, обитель, так сказать, наследственная. Должность настоятельницы переходит… от матери к дочери. Что вы говорите, монахини дают обет чистоты? Да бросьте, это они так, прикидываются, святоши. А во-вторых, они там еще производят «чудеса», фальшивые, разумеется. Вкалывают своим сообщникам какое-то цепенящее средство, а потом «воскрешают» их при большом стечении народа. В финале их за этим делом накрывает и арестовывает милиция.

«- Ты нас выдала?

- Я.

- Ксения! - в полной растерянности бормотала настоятельница. - Змею на груди пригрела. Вот как за добро отплатила.

Девушка засмеялась.

- Добро? Нет уж, на волю пойду, больше тут, в тюрьме (т.е. в монастыре, ЕЧ) не удержишь!

- Прокляну, - прошептала Епифания. - На чудотворной иконе!

В этот момент к настоятельнице приблизились две фигуры.

- Пройдемте, - сказала одна.

- Проклянешь? - встряла Ксения. - Пожалуйста, хоть сто раз, отскочит от меня, не боюсь. Во, гляди.

Сложив фигу, девушка ринулась к одной из стен и, тыча фигурой из трех пальцев в образа, заорала:

- Ну-ка! Накажи меня! Нашли гром и молнию на голову, испепели! А, не выходит? То-то и оно! Нету бога, обман один…»

Это не просто дурной тон, не просто кража сюжетов из совкового агитпропа. Это вполне целенаправленное создание негативного образа православия, с целью дальнейшего его вдавливания в маргинальную нишу.

Донцова планомерно и усердно трудится над тем, чтобы все ценности, кроме ценностей тельцепоклонников, девальвировались в глазах потребителя. Сборищем в лучшем случае чудиков-маргиналов предстает не только духовенство, но вообще любая элита, кроме денежной. У нас в народе есть все же некоторый пиетет перед аристократией. Поэтому аристократы у Донцовой выглядят так:

«Дама, носящая претенциозное имечко Георгина, едва познакомившись со мной, заявила:

- Я прямой потомок древнего княжеского рода, в прежние времена наша встреча с вами за одним столом была бы невозможна».

При этом у дамы «маленькое обтянутое сухой кожей личико, презрительно прищуренные глазки и сжатые в нитку тонкие губы». А кроме аристократов бывают еще, например, такие странные люди, как любители классической музыки. Бывают? Нет. На самом деле классическая музыка никому не нравится. В детективе «Надувная женщина для Казановы» подробно расписана коллизия, как две музыкальные снобки, напившись в доску, начинают горланить песенки из репертуара Киркорова. Вывод ясен? Все они на самом деле такие же, как мы, я автор, да ты читатель, только выпендриваются. Потому, что в здравом уме никто классику любить не может. «Я не слишком люблю классическую музыку, вернее, плохо понимаю ее, - сообщает о себе героиня в детективе «Бенефис мартовской кошки», - но моя бабушка в детстве довольно часто приводила меня сюда. Она считала, что ребенок не должен путать Моцарта с Бетховеном, и обязан знать, что Бах писал фуги. Но после ее смерти я ни разу тут не была и, признаюсь, не испытываю никакой потребности посещать просторный зал, украшенный портретами великих композиторов». Нет, у этого персонажа иные радости. «А я решила устроить себе отдых и приехала в самый центр, загнала «Пежо» в паркинг при подземном магазине, который хозяйственный Лужков воздвиг на Манежной площади, и принялась самозабвенно ходить из магазина в магазин, меряя вещи и нюхая духи». Вот так. Все, кто шляется по консерваториям вместо того, чтобы посвящать досуг ритуалу под названием «шоппинг» должны преследоваться безо всякой жалости.

Жесткое высмеивание всех ценностей прежнего общества - мы ведь это уже проходили. Священников расстреливали на глазах у жен и детей, распинали, проволакивали на морозе по канату из одной проруби в другую - раз эдак десять, а молодые писатели Ильф и Петров сочиняли «отца Федора» со «свечным заводиком». Струйки крови текли из подвалов Чеки на тротуар, а молодые дарования из Одессы сочиняли «Союз меча и орала». После убийства Кирова тысячи дворян были вышвырнуты из родного Питера, а Илюша с Евгешей сочиняли «предводителя дворянства Кису Воробьянинова». Положа руку на сердце, кто ни разу не оскоромился, ни разу не процитировал «не корысти ради, а токмо волею пославшей мя жены»? Даже не задумываясь при этом, в какое дерьмо мимоходом обмакнул душу.

Донцова - такой же социальный заказ, каким были в свое время Ильф и Петров, хотя одно различие есть. Те мерзавцы были, с сожалением это признаю, все же довольно талантливы. Продолжать мысль нужды нет. Но это говорит лишь о том, что нас с вами, в отличие от наших дедов, можно скупить по дешевке.

Одна моя знакомая призналась, что покупает донцовский словопомол, но при этом (перед незнакомой-то продавщицей!) прикидывается, что берет не себе, а дуре-свекрови или тетке-идиотке. Что-то не напоминает такая картинка покупку некоего эликсира радости. Таким манером, скорее, примерный семьянин приобретает порножурнал. Нет, друзья мои, вы потребляете это не потому, что Донцова - «приносит радость», «веселит», тем самым «заряжая оптимизмом». Не надо себе врать. Она популярна потому, что гадости вообще очень и очень прилипчивая штука. Вы читаете Донцову по той же причине, по которой слушаете скабрезности и сплетничаете. Стоило бы удержаться, да бес попутал. Только там бес случайный, а тут вполне прицельный.

Вопреки пиар-декларации, «помогать жить» такое чтение не может. Деньги могут сделать процесс потребления изобильным, но не в силах сделать его безмятежным. Чем больше тельцепоклонник купается в роскоши, тем отчетливее понимает, что приятное это занятие может оборваться в любой момент. Эксклюзивный гроб и место на дорогом кладбище, а дальше все, «шоппингу» конец. Не случайно эти веселенькие пестрые упаковки через одну содержат «раковую» тему.

Но плачевнее всего, когда пестрыми фантиками донцовских творений шелестят в метро женщины, одетые бедно. Быть может, словопомол и играет отвлекающую от проблем роль, только по механизму такое отвлечение сродни пропущенному стаканчику. И настроение поднялось, и по телу тепло пробежало, да только, когда хмель выветрится, станет еще гаже. Но в чем-то эти детективы и хуже стаканчика, поскольку жестко фиксируют внимание небогатой женщины на том, чего именно у нее нет. Это вам не исторический романец, где графы да принцессы выясняют отношения на фоне дворцов и садов. Кстати, на исторические романы в проекте «Донцова» проводится планомерный «наезд». Внушения о том, что не надо их читать, коль скоро все равно эти авторы не знают, как там все, в старину, на самом деле было, довольно ловко вплетены в текст.

Казалось бы, какая издателям разница, что будет востребовано читательской массой: романы из истории или детективы? Никто же их не неволит издавать себе в убыток. Ан, нет. Моду на всякую там историю следует потихоньку пресечь, поскольку довольно сложно изобразить рыцарей, бросающих в котелок на биваке «пельмешки без спешки» или графиню, «достойную» крема с керамидами. Понятно, что издатели здесь выступают не как таковые, но как колесики и винтики общего механизма активизации потребления.

Еще один момент, наводящий на мысли о сходстве с временами Ильфа и Петрова. Главным героем обоих их романов является жулик Остап Бендер. Весьма обаятельный душка. И это исключительно из сегодняшнего дня представляется, что выбор подобного персонажа был случаен. Мы просто давно оставили в прошлом многие десятки других книг, возводивших мразь в Робин Гуды. На рубеже 30-х годов, когда во власти прочно утвердился вчерашний уголовник по кличке Коба, криминальные элементы были «социально близкими». Литературные блюдолизы отразили это в полной мере. Не в одном и не в двух детективах Донцовой сегодняшние уголовники изображены хозяевами жизни, золотыми сердцами и опять-таки абсолютными обаяшками. Их «феня» предстает милой и забавной речевой особенностью.

Кстати, о фене. Поглядишь на сегодняшний «бомонд», и становится ясно, что это неуголовные его представители должны мимикрировать, ни в коей мере не наоборот. И у Донцовой мы встречаем «баксы» без кавычек, не только в речи персонажей, но и в авторской, «бабло», кажется, тоже. Глаголы «лопать» и «топать» лишены заниженной стилистической окраски и употребляются как полноправные синонимы глаголов «питаться» и «ходить». Одежда называется «шмотками», но без презрения, стилистически нейтрально: «купить красивую шмотку». Мне лично визгом гвоздя по стеклу представляется слово «брюлики». Бедные бриллианты, чудо из чудес, кого вы, бедные, вынуждены сейчас украшать?

И вся эта базарно-блатная лексика насаждается сейчас как норма. Горбатые хозяева жизни не желают лицезреть прямые спины. Согнуть всех, согнуть, чтобы ничто не оскорбляло взора уродов!

Стоит ли особо удивляться тому, что в сравнении с элегантными и человечными донцовскими братками представители правоохранительных органов выглядят весьма блекло? О том, что на место преступления прибыла следственная группа, одна из героинь догадывается потому, что в помещение входят люди «в плохо сидящих костюмах и китайских кроссовках». Ах, нет, не только потому Донцова вытеснила Маринину и Дашкову, что их сочинения содержат знания и психологию. Обеих упомянутых писательниц отличает брезгливость к уголовным кругам. (Хотя один раз, объективности ради, оступилась и Маринина…) Случайно их допустили до «масс», теперь ошибочка выправляется.

Я уже не говорю о том, что неверующей Марининой свойственно, тем не менее, уважение к культурологическому аспекту христианства («неплохо все же иметь дома Библию, чтобы лучше разбираться в сюжетах классических полотен»), а Дашкова вообще старается декларировать православные ценности. Тельцепоклоннические мотивы у Марининой есть, но недостаточно выражены, у Дашковой практически отсутствуют. Нет, на роль «королевы детектива» в начале XXI столетия может претендовать только истовая адептка Тельца, жрица. Детективщица-постмодернистка Платова усердно сыплет кощунствами, но тоже чрезмерно образована. Так что поганой метлой их всех, Маринину с ее любовью к операм, Дашкову с балетом, Платову с попыткой продемонстрировать знакомство с репринтом бестиария, изданного «Искусством» в 1982 году!

Тексты Донцовой излишними знаниями не отягощены. «Иудейки имеют особое телосложение. У них, как правило, поджарый зад и пышный бюст». Оно, конечно, все иудейки, за редкими исключениями, еврейки, однако отнюдь не все еврейки являются иудейками. Бывают они и атеистками, бывают и христианками. Так каким же образом, любопытно было бы узнать, размер бюста зависит от вероисповедания?

И уж, кстати, об иудеях. В Москве конца 70-х годов, по убеждению Донцовой, стояло «посольство Израиля». По какому же тогда странному капризу все, кто в годы молодости писательницы отбывал в Израиль, делали крюк через Вену?

Стоит ли после этого удивляться, читая, как во Франции конца 90-х., представитель полиции предполагает отправить преступника «на гильотину». А загадочные «католические пасторы», и даже наличие «трех соборов» на «одной улице» (в нестоличном городе собор, как правило, один, и стоит он обычно на площади) предстают и вовсе мелочами, придираться к которым как-то даже неприлично.

Единственная область, где память и интеллект этой особе не отказывают, это «что, где, почём». Относительно «шоппинга» на нее можно положиться как на справочник.

Постоянные упоминания брендов, которыми изобилуют тексты, так же не случайны, как и подробные кулинарные рецепты, размещенные на страницах детективов. Пустота донцовских текстов восполняется по принципу «3 в 1». Чем покупать порознь кулинарную книгу, гламурный журнальчик и детектив, обыватель приобретает их разом.

Можно было бы долго рассуждать о безграмотности и разнузданной аморальности донцовских текстов, в которых объектом юмора, это в наши-то дни, становятся даже террористические акты, но детективов этих слишком много, а объем статьи, в данном случае к счастью, ограничен.

Не все, тем не менее, так печально. На задней обложке того же «Кекса» порадовала нашлепка с обещанием какого-то розыгрыша призов: неоспоримое свидетельство того, что тиражи начали падать. Конечно, того, кто уже подсел на эти конфетки, на нормальную литературу уже не пересадишь. Они умеют читать, но разучились перечитывать, поскольку их привычное чтение вопиюще одноразовое. Что-то они станут делать, бедолаги, если словомельница издательства «ЭКСМО» возьмет и поломается окончательно?

Но война так война. И если общество потребления, в лице своих адептов, пытается оскорблять то, что дорого нам, эти адепты заслуживают хорошей порки. И порки публичной.