«Партизанская» экономика

БЕЛОРУССИЯ БЫЛА «СОВЕТСКОЙ ШАМБАЛОЙ»



Модернизация является категорическим императивом современной российской политики. Говоря о её предпосылках, нельзя забывать о реальных достижениях ряда стран постсоветского пространства, поразительных на фоне общей архаизации и дестабилизации.


Экономика стала производительной, а не спекулятивной

Весьма значимым представляется совершенно не осознаваемый российским обществом опыт Белоруссии, руководство которой, несмотря на жёсткое противостояние почти со всем миром, обеспечивает успешное социально-экономическое развитие своего общества. Особенно очевидными его успехи становятся при сопоставлении с положением граничащих с ней регионов России – Брянской, Смоленской и Псковской областей.

Опыт Белоруссии интересен еще и тем, что представляет собой гармоничное продолжение в качественно новых условиях весьма интересного модернизационного проекта ещё советских времен, развивавшегося скрытно, но вместе с тем весьма эффективно.



Клановое развитие



Различные части СССР, как известно, развивались разными темпами, а с начала 70-х годов, когда был сделан системный выбор в пользу отказа от модернизации, и в принципиально различных направлениях.

Хрущёв был свергнут правящей бюрократией в первую очередь за стремление к постоянной кадровой ротации, размыванию национальных и региональных кланов внутри руководства КПСС. Он справедливо считал недопущение возникновения таких кланов условием эффективности государственной власти (и незыблемости своей личной), но, отказавшись от репрессивного аппарата Сталина, не нашёл ему адекватной замены, и в итоге был съеден этими формирующимися кланами.

Пришедший ему на смену «консенсусный генсек» Брежнев четко ощущал, кому он обязан своей властью. В результате именно при Брежневе национальные и региональные кланы оформились как основной структурообразующий элемент правящей бюрократии. Частные попытки разрушить их носили характер междоусобной клановой войны и, как правило, подрывали позиции одних кланов в пользу других, а отнюдь не саму сложившуюся клановую систему как таковую. В 1986 году казахский клан ответил на попытку ограничения своих позиций организацией массовых беспорядков в Алма-Ате, которые стали первым в Советском Союзе вышедшим из-под контроля государства межнациональным конфликтом, предвестником его распада. Когда кланы окрепли и стали относительно самостоятельными, они с восторгом восприняли возможность выхода из-под контроля Москвы, предоставленную им распадом центральной власти и переходом России под контроль демократической группировки Ельцина.

Каждая руководящая национальная или региональная группировка несла на себе сильнейший отпечаток национальной или региональной культуры, действительно представляя собой неформальных представителей того или иного слоя социума.

В пользу тогдашнего советского общества свидетельствует то, что кланы, являвшиеся носителями феодально-байского или просто коррупционного укладов жизни, а также исповедовавшие националистические подходы, так и не были допущены к реальной борьбе за высшую власть. При всём своём колоссальном влиянии и возможностях они автоматически отсекались от этой борьбы самой бюрократической средой, проявляя политическую и административную активность лишь в рамках выделенных им, хотя и достаточно широких, «резерваций». Антикоррупционные репрессии против них осуществлялись лишь когда они вольно или невольно подходили к границе выделенных им административных полномочий и, даже неосознанно, создавали угрозу как для лидирующего клана, так и для власти правящего класса партийно-хозяйственной номенклатуры в целом, общие интересы которого безусловно доминировали в практической политике, несмотря на частные внутренние расхождения.

Насколько можно судить, за всё время правления Брежнева сложившейся при нем кланово-региональной модели управления как самой КПСС, так и всей страной, было брошено лишь два серьёзных вызова.

Первый, в начале 70-х, был связан с именем А.А. Косыгина. Пытаясь во второй половине 60-х годов осуществить хозяйственную реформу с плавным переводом социалистической экономики на преимущественно рыночные рельсы (с соответствующей национальной спецификой подобная реформа была проведена в Китае), Косыгин и его окружение, вероятно, осознали принципиальную невозможность повышения эффективности советской экономики в условиях партийного руководства. Результатом стала подготовка Пленума ЦК КПСС по «возврату к ленинским нормам руководства», которые должны были заключаться в передаче всей экономической политики в сферу исключительной компетенции правительства и, соответственно, лишением партийных органов всякой возможности вмешиваться в хозяйственное управление.

В силу своей политической наивности эта попытка была обречена на провал, выражением которого стало проведение Пленума ЦК КПСС с беспрецедентным опозданием и с совершенно иной, рутинной повесткой дня. А затем взлёт мировых цен на нефть и стремительное развёртывание экспорта нефти-газа сняли с повестки дня вопрос о необходимости комплексной модернизации и позволили Советскому Союзу продолжить плавно переросшее в загнивание экстенсивное развитие.

Вторая попытка разрушения регионально-клановой брежневской системы управления – и на ней, в силу ее уникальности и неизвестности, следует остановиться подробнее – была предпринята в конце 70-х годов руководством Белоруссии во главе с Петром Машеровым.


Гибель Машерова - политическое убийство

«Партизанские» проекты



В Белоруссии руководящий клан сложился совершенно необычным образом – из так называемой «партизанской элиты». Её костяк был создан ещё во время комплексной и весьма глубокой подготовки партизанского движения перед войной, проведённой советскими спецслужбами. Затем члены этой будущей элиты прошли чудовищную по своей жестокости и масштабу потерь партизанскую войну, не просто привившую им навыки коллективной эффективности и скрытого взаимодействия, но и в прямом смысле слова кровью спаявшей их в единое целое. После освобождения Белоруссии именно командиры партизанских отрядов составили костяк партийно-советской системы управления и непосредственно занялись восстановлением своей страны.

Они научились виртуозно использовать ресурсы Советского Союза для развития республики, но при этом оставались в прямом смысле этого слова советскими людьми, стремящимися как к благу для всего СССР, так и к завоеванию власти именно в его масштабах.

В силу не только взаимной поддержки, но и исключительно высокой добросовестности и компетентности представители «партизанской элиты» постепенно заняли целый ряд ключевых постов в союзном руководстве – прежде всего, хозяйственном.

Апогеем практически незаметного продвижения «партизанской элиты» Белоруссии в союзную власть стало принятие решения о замене Председателя Совета Министров СССР А.А. Косыгина, незадолго до этого перенёсшего второй инфаркт, от последствий которого ему так и не суждено было оправиться, на уже тогда легендарного руководителя Белоруссии П.М. Машерова.

Не случайно в Белоруссии до сих пор засекречены все государственные документы с 1977 года – со времени, когда Брежнев в силу резкого ухудшения здоровья окончательно отошёл от реального руководства страной, и «партизанская элита», по-видимому, начала вплотную готовиться к броску во власть в масштабах Советского Союза.

Сегодня уже практически не вызывает сомнений версия о том, что гибель П.М. Машерова в автокатастрофе 4 октября 1980 года, накануне предоставления ему качественно новой, соответствующей его новому статусу охраны, представляла собой политическое убийство, призванное остановить продвижение «партизанской элиты» к высшей государственной власти. Более того, инерция этого комплексного движения оказалась столь велика, что простого обезглавливания её было уже недостаточно, результатом чего явилась загадочная гибель в подобных инцидентах еще нескольких ключевых фигур «партизанской элиты».

Остановив её ради сохранения у власти наиболее комфортной для себя брежневской группировки, правящая союзная бюрократия уничтожила тем самым последний внутренний источник эффективности СССР и обрекла его на гибель.

Однако разрушение внешнего проекта белорусской «партизанской элиты», нацеленного на завоевание власти и переустройство Союза по белорусским принципам, не остановила и даже не поколебала её внутренний проект, нацеленный на модернизацию и развитие самой Белоруссии.



Чему поучиться у соседа



Поразительно, но при анализе советского опыта развития Белоруссии трудно удержаться от ощущения, что она была выбрана в качестве своего рода «советской Шамбалы» – полигона для создания и отладки принципиально нового, советского типа человека и принципиально нового, советского типа общества. И действительно, Белоруссия была во время Союза и остаётся по сей день самым советским элементом советской цивилизации.

Возможно, такой проект, как и многие другие, был разработан на общегосударственном уровне при Сталине, а затем реализовывался «по инерции», в силу закреплённой страхом на уровне социальной памяти и не осознаваемой непосредственно привычки. При выборе Белоруссии, возможно, был учтён не только исключительно спокойный и уравновешенный белорусский национальный характер, но и то, что республика понесла наибольший ущерб от Великой Отечественной войны, в которой, только по официальным данным, погибла четверть её населения. Понятно ведь, что максимальный масштаб разрушений означал наибольший масштаб и глубину изменений, которые можно было осуществить в ходе восстановления.

Однако нельзя полностью исключить вероятность и того, что белорусский проект был частной и не разглашаемой инициативой самой «партизанской элиты». Из нашего исторического далека они, с учётом их опыта подпольной работы, представляются вполне способными на его реализацию свойственными им непрямыми, скрытыми даже от глаз бюрократии, «партизанскими» методами – и даже без формализации этого проекта.

Однако, вне зависимости от того, чем именно был этот проект и кем и когда он был инициирован, его проявления не вызывают сомнения.

Так, бесспорно, что в советские годы именно Белоруссия была полигоном для отработки и отладки для последующего применения в масштабах всей страны практически всех современных технологий, как промышленных, так и социальных.

В частности, в то самое время, когда сельское хозяйство СССР представляло собой в прямом смысле «чёрную дыру», а социальные отношения на селе являли собой картину деградации в самом прямом смысле, Белоруссия покрывалась сетью развивающихся агрогородков. При всех их недостатках, на которые справедливо указывали (и указывают) собственно белорусские источники, их отличие от основной части сельскохозяйственной практики СССР (а сейчас России) бросается в глаза. Они значительно опередили своё время – в частности, практическое применение теории «агрополисов» на Западе и по сей день действительно эффективно соединяют в себе преимущества городской и сельской жизни.

И по сей день впечатляет стремление белорусов к сохранению собственной культуры и собственного общества. Так, Белоруссия едва ли единственная из стран постсоветского пространства, которая в принципе не допускает к себе строителей-гастарбайтеров (да и гастарбайтеров в целом), сохранив во многом благодаря этому как этноконфессиональный баланс общества и относительно благоприятную социальную атмосферу (так как никто не портит рынок труда готовностью «на любую работу за любую оплату»), так и собственных весьма квалифицированных строителей, скорость работы которых сопоставима с китайскими.

К моменту прихода Лукашенко к власти существенная часть значимых производственных активов Белоруссии и её недвижимости были переданы в частные руки, золотовалютных резервов не было, налоги собирались крайне плохо, а страна была обременена огромным для нее и притом скрытым внешним долгом: представители демократического руководства тайно взяли от имени государства около 2,5 миллиардов долларов краткосрочных займов.

Поэтому Запад считал, что у Лукашенко нет иного пути, кроме получения новых внешних кредитов и полного подчинения Западу, и он неизбежно пойдёт нормальным путем латиноамериканских популистских режимов. Современная ненависть к нему и вызвана главным образом отказом от западного диктата и восстановлением экономики Белоруссии в интересах белорусского общества, без ее подчинения транснациональному капиталу.

Значимую роль в этом сыграл возврат активов, который происходил специфически белорусским способом. Похоже, никому, несмотря на всё ожесточение политической борьбы, и в голову не пришло объявить приватизаторов «олигархами», «спекулянтами» и «врагами народа».

Несколько сотен предприятий и объектов недвижимости, подлежащих возврату, были разделены между несколькими ближайшими помощниками Лукашенко, в личной честности которых не было сомнений, которые стали вести хотя и жёсткие, но все же переговоры с их новыми владельцами.

Если незаконность передачи собственности была очевидна, новому владельцу предлагали просто отдать незаконно полученное имущество, сохранив у себя прибыль от его использования. Если он отказывался, у него отбирали собственность по суду. Поскольку новые владельцы приватизированной собственности хорошо понимали наличие второй возможности, они, как правило, шли по первому пути, добровольно возвращая собственность государству и сохраняя себе не только заработанную на ней прибыль, но и доброе имя.

Однако большинство активов было передано, как и в России, на основе спорных и специально запутанных схем. Чтобы не проводить сложное расследование и не вести длительное судебное заседание, а главное, чтобы сохранить кадры предпринимателей и мирные отношения между ними и государством, им предлагали, вернув незаконно или полузаконно присвоенные активы, купить аналогичные при полной юридической и коммерческой поддержке государства (в том числе через предоставление льготных кредитов на приобретение этих активов). Поскольку большинство предпринимателей успело заработать ощутимые деньги за счёт эксплуатации приватизированных активов, не хотело ссориться с государством и остро нуждалось в легализации имущества, бизнесмены шли на соглашение с государством, хотя в целом процесс затянулся на долгих четыре года.



Потенциал «Шамбалы»



В результате экономика стала производительной, а не спекулятивной, а государство и бизнес развиваются не просто в мире, но и в тесном сотрудничестве, обеспечивая сравнительно здоровое развитие и нормальное самочувствие всего общества.

Безусловная эффективность Лукашенко, проявляющаяся как в социально-экономической, так и в политической сфере (где он, например, на равных противостоит российской правящей бюрократии, не обладая практически никакими значимыми ресурсами), вызвана именно его опорой на советский белорусский проект.

И сам Лукашенко, и его окружение, и само белорусское общество созданы, сформированы этим проектом и потому, в целом соответствуя друг другу, демонстрируют загадочную для привыкшего к постсоветскому хаосу наблюдателю эффективность и устойчивость.

Да, разумеется, этот проект несёт на себе полноценный отпечаток не только достоинств, но и недостатков советской цивилизации. Недостаточная инициативность государства в вопросах качественного развития общества, бюрократическая пассивность (она проявляется, в частности, в пренебрежении возможностью стать центром разработки новых технологий для России, Украины и Казахстана путём привлечения известных изобретателей и создания им минимальных условий для работы) и ряд других недостатков создают для Белоруссии серьезные стратегические проблемы.

Однако, вне зависимости от её будущей судьбы, сам факт наличия по соседству «советской Шамбалы» с поистине невероятным потенциалом в области развития и стабилизации в первую очередь именно общественных отношений даёт России исключительно важные дополнительные возможности для форсированного проведения комплексной модернизации.



(По материалам книги М.Г.Делягина «Реванш России», готовящейся к печати в издательстве «Яуза»)



Автор – директор Института проблем глобализации, доктор экономических наук