Гламурная коммуна-4. Нескучный Коминтерн

Продолжение. Начало 1, 2, 3



Итак, очередной конгресс Коминтерна обещал стать мероприятием нескучным.

Надо заметить, что конгрессы всегда были собраниями более спокойными и, так сказать, «рабочими» по сравнению с партийными съездами. Дискуссии вокруг оценок тех или иных явлений или формулировок программных положений, конечно, велись, но к делению на фракции это не приводило. Горячие споры за закрытыми дверями вызвала бюджетная тема, какой «братской» партии на какие направления деятельности сколько выделить, но это дела келейные. А так, съезды Мировой Левой совмещали в себе нарциссическую помпезность «самой передовой части человечества» и деловой настрой «совета партизанских командиров». Никакой фронды.

И вот исключительной, доминирующей роли ВКП(б) «комреформистами» (сторонниками радикальных перемен в Коминтерне) был прошен вызов. Сюрприз неприятный, но сдаваться без боя никто не собирался.



Первый ответный удар был нанесён с довольно неожиданной стороны: проснулся в своём курортном «далёко» Троцкий, давно воспринимавшийся скорее как европейский, а не советский левак, к тому же, отошедший «на покой». Что заставило его выступить на стороне ЦК, история умалчивает, некоторые источники говорят о тайном визите к «патриарху большевизма» Коллонтай и Зиновьева, но достоверных сведений об этом нет. Его статья «К вопросу о первенстве», напечатанная во многих изданиях заставила иначе посмотреть на поставленные «комреформистами» вопросы. Тезисы этой, довольно неожиданной для автора теории «перманентной революции», работы сводились к следующему: СССР – не тыловая база Мировой революции, он её боевой штаб, её укреплённая цитадель; все остальные коммунистические группировки это партизанские отряды на вражеской территории; сначала надо устроить у себя революцию и победить в гражданской войне, а потом уж говорить с большевиками на равных. Статья произвела двойственное впечатление: с одной стороны буржуазная печать была наводнена карикатурами, на которых Свердлов и Троцкий ставят западных левых в угол и оставляют без сладкого, как нашкодивших детей. Получилось, что жесткий отпор «реформе» спровоцировал на Западе активизацию правых. Но с другой – поддержка «комреформистов» в левом движении пошла на убыль, многие говорили о несвоевременности реформы, «буржуазном перерождении легальных коммунистов», слышались и упрёки в предательстве «рабочего дела».

Это обнадеживало, но тем не менее приближение конгресса ожидалось в Москве с большой тревогой. Политбюро собиралось почти ежедневно, в бешеном режиме работали аналитические отделы спецслужб, метались между столицами мира специальные посланники. Постепенно вырисовывался план разгрома «реформистов», разгрома тотального. За день перед открытием Политбюро заседало допоздна. Той же ночью Николай Бухарин запишет в своём дневнике:

«Решение о моём уходе с поста председателя Коминтерна принято окончательно. Я сам согласился с его правильностью и всё же не могу воспринимать это без некоторого болезненного чувства. Но Яков прав – необходимость такого шага налицо.

Едва прошел час как я вернулся домой после заседания, в дверь позвонили. На пороге появились Яков и Алексей [Рыков, прим. ред.]. Свердлов подает нам всем пример по-настоящему товарищеского отношения друг другу. Именно это позволяет идейным разногласиям не превратиться в повод для взаимоуничтожения.

Яков пробыл у меня до двух часов ночи, и разговор был очень примечательный.

Я выразил опасение, что «комреформисты» попытаются ещё неоднократно перехватить лидерство в Интернационале, что бы получить контроль над СССР и отвечать им будет всё труднее. Яков заявил:

- Николай, мы плохо, просто очень плохо учимся у Ильича. Он никогда не стеснялся использовать идеи классовых врагов против них самих.

- Что ты имеешь ввиду?

- При определённых обстоятельствах, мы можем выдвинуть лозунг национального государства…

Я не мог скрыть своего изумления.

- Неужели ты предлагаешь пойти на идейный компромисс с Шульгиным, Врангелем и компанией?

Яков расхохотался.

- Ну, нет, черносотенно-поповскую сволочь мы и близко не подпустим. Решать, что является национальным, а что нет – будем сами. Сейчас ещё рано говорить об этом, но у Блюмкина есть интереснейшие идеи…

- У Блюмкина? Что же он на сей раз придумал?

- Язычество, Николай, язычество. Звучит невероятно, но наработки уже есть и перспективные. При правильной постановке дела должно сработать. Пильняк написал несколько занятных текстов, что-то там про «скотьего бога Флора». А? Хорошо? «Скотий бог»! Как звучит!...»



Итак, план противодействия сторонникам «3-х пунктов» заключался в следующем:

Место Николая Бухарина занял Карл Радек. Идеальный выбор: этот талантливый журналист был слабым и зависимым человеком, категорически не способным к самостоятельным действиям. При этом он мало ассоциировался со старой большевицкой гвардией и Россией вообще. Один козырь реформаторов был бит.

Претензии на лидерство в Коминтерне деликатно отвергались.



- Наши товарищи на Западе ежеминутно подвергают себя опасности со стороны реакционных буржуазных режимов, и взвалить на них груз руководящей работы, а, тем более, передать им некоторые функции центрального аппарата есть предательство общего дела! – «мягко стелил» с трибуны Каменев.



Давно обзаведшиеся респектабельным статусом, а то и депутатской неприкосновенностью английские и французские леваки скрежетали зубами, что поделаешь: худшего момента для того, что бы отбросить миф об отважных подпольщиках «ежеминутно подвергающих себя опасности», нельзя было придумать.

Зато в руководящие органы обильно кооптировались натурализованные иностранцы, а так же представители компартий Азии, Африки и Латинской Америки (закулисный торг с которыми принёс богатые плоды). В отчаяние часть «реформистов» решила предложить неподготовленный проект перемен схемы представительства, по которому делегации должны представлять не каждую левую партию в отдельности, а страну в целом. Т.е., скажем, делегация Британской империи включала бы в себя как английских так и индийских, новозеландских и т.д. левых, при доминирующей роли первых. Это было политическое самоубийство (сам проект реформы некоторые считали ловкой провокацией ОГПУ). Арабские, индийские, африканские коммунисты наперебой выступали с критикой «неоколониальной» политики «комреформистов» и готовы были поддержать руководство СССР обеими руками.



Что касается «переформатирования» СССР из единого государства в блок коммунистических стран, то тут слово было предоставлено самим представителям республиканских компартий. Один за другим поднимаясь на трибуну, они говорили о необходимости «крепить ряды перед угрозой мировой реакции».

Да и что им было стремиться прочь из Союза? Режимы в республиках приобретали всё больше характер неподконтрольных во внутренней политике левых этнократий. Без московских штыков большинство этих режимов не выдержало бы конкуренцию с местными буржуазными националистами. Вытеснение русских так же отпора в Москве не вызывало. Более того, тезис о том что «русское население – наследие проклятого прошлого и оплот контрреволюции, выкормыши жандармов, попов и царских чиновников» находил полное понимание. Особенно яростно за «единство рядов» выступали казахские большевики, с трудом справлявшиеся с повстанческим движением семиреченских казаков.

Триумф ВКП(б) был полный. Для полноты торжества, «за буржуазное перерождение» из Интернационала были исключены пара небольших скандинавских левых партий. В назидание прочим.



Эйфория закончилась через несколько месяцев, когда на Запад попали материалы о подавлении «Беловского мятежа» и вчерашние «реформисты» выступили единым фронтом с правыми против СССР….



Коллаж автора

Продолжение следует