Из семейного альбома

Заболоцкий неудобен. Его грузная фигура не вписывается в пантеон литературных богов нашего скорбного в духовном смысле времени.

Не погиб в лагерях. Не стал легендой.

И даже восстановился в Союзе писателей. Но не стал и классическим советским писателем, просто потому что в координатах совписов просто непонятно, куда ему было стремился, чего хотеть. Непонимание было взаимным. Какая нафиг философская лирика, к чему это, зачем? Кому, прямо скажем, на руку?

Или вот другое. Как он посмел предать свое собственное великое литературное, прям не будем этого скрывать, постмодернистское прошлое? Да, это уже с другой стороны. И это уже закрепилось. Гениальность «Столбцов» - а потом какая-то унылая малопонятная нудянка. Философская. Сломали лагеря. Предатель самого себя. Если все-таки выплывет из кагебешных архивов рукопись изъятой при аресте в 1938 году поэмы «Осада Козельска», станет еще стыднее.

Почему-то я уверен, что обвинители со студенческих лет не читали «Торжество земледелия», за которое 70 лет назад поэта арестовали и посадили как троцкиста, углядев, правда, кулацкие настроения. Если вообще эту маленькую поэму читали.

Предположить, что гений всегда прав, умишка не хватает. Как не хватает его, чтобы охватить позднюю лирику поэта… Вроде красиво и складно все так, как в XIX столетии, как в классике, а в голове не помещается.

Надувается изнутри голова современного чувака-человека, растет внутричерепное давление, выстреливают из ушей затычки плеера, а все равно не помещается.

В общем, не входит Николай Алексеевич в шаблоны современности. И слава Богу. Забыли про 50-летие со дня его смерти. И очень хорошо. Они с Тютчевым, наверное, отпустили по этому поводу пару тяжеловесных шуток - и забыли о такой мелочи навсегда.

Пушкину по случаю 50-летия со дня смерти открывали на Тверском бульваре знаменитый памятник, деньги на который собирала вся страна. Достоевский на открытии чего-то такое говорил…

«Подлинно великий поэт, творчеством которого советской культуре (может быть, даже против воли) придется гордиться как одним из высочайших своих достижений». Нет больше советской культуры. И вообще в существовании культуры ныне есть большие сомнения. Но слова Чуковского о Заболоцком кажутся вполне адекватными.

Ему же принадлежит одно из самых остроумных высказываний по одному из самых несмешных поводов. Когда жена Заболоцкого Екатерина Васильевна, дождавшаяся его из тюрем, помыкавшаяся с ним вволю, вдруг, когда жизнь начала налаживаться, взяла да и ушла от него к другому писателю, Заболоцкий был поражен. Он по словам Чуковского, не испытал бы такого удивления, даже если бы она на его глазах проглотила троллейбус. Запил, конечно.

А потом оказался в Тарусе, в двух снятых комнатах деревянного домика на зеленой улице (асфальта или щебенки на ней как не было тогда, так нет и сейчас). И за два лета - 1957 и 1958 годов - в домике с тремя окнами им были «написаны, пожалуй, самые лучшие из поздней философской лирики стихи». Это Сергей Михеенков, тарусский краевед, - а по причине литературного бэкграунда этого края, и литературовед, - сознательно не уточняет, чьей именно философской лирики и какого периода. На Заболоцком, возможно, все и кончилось.

Когда в 93-м году в одном из бревенчатых межоконных проемов появилась каменная мемориальная доска, на ее открытие из Москвы не приехал ни один представитель литературной общественности. Духовная нищета процветала еще 15 лет назад, когда исполнялось 90 лет со дня рождения Заболоцкого. Он неудобен, потому что велик.

Поздней осенью я съездил в Тарусу - своего рода паломничество. Цветов в этом городке, чтобы положить к мемориальной доске, конечно, не нашел. Из Москвы привезти не догадался. Но вот стишок, дань поэту, скромная, как цветки с приокских лугов.

Дом Заболоцкого в Тарусе

Выпал снег – и потеплело,
Потому что выпал снег.
Вот такое вышло дело
У слияния двух рек.

Городишко неказистый
Меж Тарусой и Окой
Сразу стал ужасно чистый –
Случай вышел здесь такой.

Но у дома по Либкнехта
Тоже хоть белым-бело,
Только, братцы, не для всех то
Раннезимнее тепло.

И по улице по этой
Средь бегущей вверх тропы
Не оставит тень поэта
След от трости и стопы.