Кто и зачем строит новый Вавилон?



Одно из модных словосочетаний сегодня – «информационный повод». С него и начнем. Повод, правда, был дан уже четыре года назад, так что правильнее было бы обозначить его как «информационный повод к размышлению». 14 января 2003 г. в музее им. А. Сахарова была открыта выставка «Осторожно, религия!». Название вполне соответствует принятым в правозащитной среде политическим лозунгам типа «Осторожно, диктатура!» или «Осторожно, фашизм!» И вызывает необходимые ассоциации. «Склейка» примитивная, топорная. Цель – уравнять религию с фашистской диктатурой.


Без стыда и следствия

Каких изысков можно было ожидать от участников той экспозиции, один из которых, А. Тер-Оганьян, несколько лет назад орудовал топорно в буквальном смысле слова, разрубая топором иконы на выставке в Манеже и преподнося это как новое слово в искусстве перформанса. А другой (О. Кулик) в какой-то момент своей творческой биографии так примитивизировался, что оголился, встал на четвереньки, залез в клетку и, изображая собаку, гастролировал по цивилизованному миру.

Американцы оценили фантазию художника по достоинству. Они приезжали в Нью-Йорк из самых дальних штатов, чтобы посмотреть, как собака-Кулик жадно лакает из миски, рычит и гавкает, грызет кость и испражняется. Некоторые зрители русского перформанса рыдали от умиления и признавались, что в Америке давно не было такого чудесного, трогательного зрелища.

Все экспонаты мы описывать не будем. Упомянем лишь некоторые. В. Мамышев-Монро, по его собственному определению, «художник, востребованный новой Россией», представил имитацию иконы Спасителя с прорезями вместо лика, рук и Евангелия. Посетителям предлагалось «вставиться» в прорези и сделать снимок на память. Другой изобретатель, А. Косолапов, прибывший из США, повесил рекламу «Кока-Колы», на которой рядом с логотипом напитка был лик Христа и надпись «It's my blood» («Сие есть кровь Моя»).

Не знаем, была ли выставка удостоена внимания зрителей до того дня, когда туда пришли шестеро мужчин, которые поступили так, как должен поступить любой верующий человек, увидев глумление над своими святынями: они их, как могли, защитили. Нет, не взорвав выставочный зал и даже не двинув в челюсть хотя бы одного из «творцов», а лишь замазав особо пакостные места краской из баллончиков. Да еще написав кое-где той же краской нелицеприятные, но справедливые слова о виновниках безобразия...

Милиция приехала незамедлительно, через 4 минуты после вызова, и схватила «вандалов». Как говорили потом «жертвы вандализма» на пресс-конференции, «они считают абсурдом обвинения в желании оскорбить чувства верующих». А «погромщиков... что бы они о себе ни говорили, нельзя считать православ-ными христианами – они хулиганы».



Что такое толерантность?



Между тем, на все той же пресс-конференции много раз звучало слово «толерантность». Можно сказать, оно не сходило с уст, было центральным, ключевым. Именно она, толерантность, в качестве наивысшей добродетели противопоставлялась вандализму погромщиков. А ведь совсем недавно большинство людей и слыхом не слыхивало ни про какую толерантность. Не знали, с чем ее едят. Теперь же пропаганде толерантности придается такое большое значение, что она вот-вот может стать предметом специального изучения в школе. Министерство образования РФ при поддержке ЮНИСЕФ осуществляет государственную программу «Формирование установок толерантного сознания и профилактика экстремизма в российском обществе». С 2000 г. издается «Библиотека психологии и педагогики толерантности», ответственным редактором которой является А.Г. Асмолов, в свое время стоявший у истоков так называемого «полового воспитания российских школьников». Кто знает, может бывший замминистра образования в не-далеком будущем получит портфель министра толерантности?

Что ж, пора, наверное, поинтересоваться значением этого новомодного слова. «Tolero» – переносить, терпеть, поддерживать, сдерживать, кормить. Отсюда: «tolerans, tolerantis» – терпеливо переносящий, выносливый. «Tolerantia» – терпеливость, терпение. (Латино-русский сло-варь, М., Флинта, Наука, 1999 г.)

Теперь заглянем в «Биологический энциклопедический словарь» (М., «Большая российская энциклопедия», 1995 г.): «Толерантность» – (от лат. tolerantia – терпение) – иммунологическое отсутствие или ослабление иммунологического ответа на данный антиген при сохранении иммунореактивности организма ко всем прочим антигенам. Термин введен в 1953 г. П. Медаваром для обозначения «терпимости» иммунной системы организма». Так что с медицинской точки зрения самым толерантным организмом следует считать тот, который, скажем, сплошь поражен раковыми метастазами. Не в силах человек с такой высокой толерантностью сопротивляться экспансии атипичных клеток.

Примерно в те же годы понятие толерантности появилось и в западной психологии с легкой руки сторонников биологизаторской теории. Вкратце суть сводится к следующему. Если человек сталкивается с чем-то, вызывающим у него чувство протеста, неприятия, возмущения, то он должен «канализировать» эти негативные чувства в русло, безопасное для объекта (или субъекта) возмущения. Такое умение было названо «толерантностью». Помните, как воспитывали толерантность в Японии? Рабочий, которого оскорбил начальник, должен был потерпеть до обеда, а потом в специальном кабинете психологической разгрузки ему предоставлялась возможность «канализировать» свою агрессию, отдубасив резиновое чучело оскорбителя.

Что же означает пресловутая толерантность сегодня, и зачем ее так усиленно закачивают в общественное сознание? Ныне это объемное, комплексное понятие, вобравшее в себя и «ослабление иммунологического ответа (т.е. сопротивления) на данный антиген», и канализацию протеста в безопасное русло, и, конечно, терпение, но об этом позже.

Применительно к нашему обществу, в роли «антигенов» выступают явления, разрушающие культуру, традиционный уклад, привычные представления о должном и недолжном, о дозволенном и запретном, о добре и зле. Что такое мат, который наши прогрессисты решили интегрировать в литературную речь? Типичный антиген. И сопротивляемость, иммунность общественного организма по отношению к мату заметно снизилась. Общество стало более толерантным. Мало того, что приблатненные подростки, не боясь замечаний взрослых, громко сквернословят на улице, так теперь и мужчины вполне респектабельного вида беззастенчиво матерятся при женщинах, а те благодушно улыбаются или отвечают тем же.

Очень повысилась толерантность и к демонстрации интимных сторон жизни. Люди бесстыдно взирают на рекламу средств от запоров, потливости ног, импотенции. И присылают снимки в журнал под названием «Обнаженные жены наших читателей». А как мы стали толерантны к воровству! Голосуем за людей, ограбивших страну и хвастающихся награбленным в телепередачах.

И на детей, которые роются в помойных баках и просят милостыню в метро, мы взираем весьма толерантно. Нет, конечно, не у всех еще полностью отморожено сердце. Но для тех, в ком вскипает протест, предусмотрено мно-жество способов канализации оного. Начиная с пива и водки, и кончая опьянением желтой прессой. А в промежутке – широчайший спектр средств для снятия эмоционального напряжения: дискотеки, игровые автоматы, телешоу, необъятные супермаркеты и вещевые рынки, компьютер с интернетом, экстремальный спорт и, естественно, «безопасный секс».



Психоанализ как инструмент политики



Поспешная отмена уголовной статьи, карающей за мужеложство, вовсе не была связана только лишь со специфическими пристрастиями новой элиты. Гораздо важнее было максимально расширить русло главного канала. На это же был направлен и указ Б. Ельцина, до сих пор кажущийся абсурдным даже многим психиатрам и психологам. Мы имеем в виду указ о широком распространении психоанализа в России.

«Зачем он полез в нашу профессиональную сферу? – удивлялись специалисты. – Неужели у президента страны нет более важных проблем?»

А проблема-то, между прочим, была важнейшей. Только не психологической, а политической. Кто компетентно объяснит людям, в чем истоки их страданий и где панацея? Кто сумеет грамотно выстроить миф о ранней сексуальной травме – истинной причине всех твоих бед? Ведь дело не в том, что ты в 40 лет оказался никому не нужным балластом, не в том, что тебе пришлось стать беженцем и переехать из Узбекистана в Тамбовскую область, не в том, что сын, оглушенный молодежной масскультурой, пристрастился к наркотикам. Нет, это все ложные причины, на уровне сознания. А истинная-то кроется в далеком, уже вытесненном из памяти эпизоде детства: пересидев в полуторагодовалом возрасте на горшке по причине затрудненной дефекации, ты застрял на анальной фазе эроса. Забыл? Ничего страшного, дипломированный психоаналитик напомнит, попутно объяснив про сублима-цию либидиозной энергии. Глядишь – и полегчает.

Теперь зададим другой вопрос. К каким социальным антигенам решено воспитать у нас толерантность? К чему мы должны привыкнуть? Что нас не должно раздражать, пугать, вызывать отталкивание и желание сопротивляться?

Похоже, таких «камней преткновения» как минимум три. И связаны они с тремя графами анкеты: национальность, пол и вероисповеда-ние.



Это страшное слово «нация»



Начнем с первой графы. Казалось бы, что плохого, если люди будут излечиваться от национальной нетерпимости, от ненависти к инородцам? Ведь это, безусловно, отрицательные свойства, при-водящие к таким жутким последствиям. Карабах, Таджикистан, грузино-абхазский конфликт, Чечня... Но почему борьбой с национальным экстремизмом больше всего озабоче-ны люди, которые, выражаясь суконным языком, занимаются подрывом государственных основ, разжигают своими выступлениями ту же национальную рознь? Почему после их миротворческих речей резня только усиливается? Почему кто-то из них в разгар войны пирует с чеченскими бандитами? А некий миротворец этих бандитов еще и содержит?

И тут возникает очередное сомнение в искренности наших миротворцев. Казалось бы, вы ратуете за мир. Откуда же такая боязнь народной культуры, национальных особенностей? Ведь если бы народные культуры были так нетолерантны, народы давно бы истребили друг друга. И за примером-то вам ходить далеко не надо. На ваших глазах, на вашей памяти жила многонациональная страна СССР.

А теперь уже и в российском паспорте, основном документе, удостоверяющем личность гражданина, его национальность не указывается. И подавляющее большинство граждан вторит телевидению и газетам, уверяя себя и других, что это не имеет никакого значения. Дескать, важно внутреннее самоощущение, кем ты сам себя ощущаешь: русским или татарином.

Каковы истинные цели апологетов толерантности? Как они ни стараются их скрыть, становится понятно: необходимо уничтожить национальный характер, разрушить национальную самоидентификацию. Новый стереотип должен выглядеть примерно так: никаких национальных черт нет, а есть просто плохие и хорошие люди. Вернее, их тоже нет, ведь у каждого человека есть и хорошие, и плохие черты. Хотя и это не совсем правомерно, положительных и отрицательных черт на самом деле не существует. Ведь то, что в одной ситуации хорошо, в другой – плохо, в одной – приемлемо, в другой – неприемлемо. И вообще, все так сложно, что лучше изучать культуры мира по кулинарным книгам. До чего ж интересно! Французы любят устриц, узбеки – плов, а аргентинцы – цельного быка, зажаренного на вертеле. Пускай политики занимаются своим занудным делом, отдают Курилы Японии, Дальний Восток и Сибирь – китайцам, Калининградскую область – немцам. Нас это нисколько не должно волновать, тем более, что все мы – граждане мира с планетарным сознанием! Мы лучше отведаем душистого плова, с присущей нам толерантностью (хоть и зажмурившись!) проглотим устрицу, а на ночь помечтаем о пахнущем дымком кусочке аргентинского бычка...



Наш ответ гомофобам



Вектор половой толерантности тоже вполне очевиден. В Германии, Швеции, Норвегии, Исландии, Нидерландах, Франции, Дании и Бельгии уже разрешена официальная регистрация однополых браков. В ряде стран (например, в Дании) гомосексуалисты и лесбиянки добились также права усыновлять детей. А в чопорной Англии содомитов даже венчают в церкви. Это, кстати, о современной Европе, встроиться в которую нам так настойчиво предлагают наши власти и Збигнев Бжезинский. Но когда куда-то встраиваешься, приходится жить по правилам хозяев.

Что ж, первые шаги сделаны. Мы уже напоминали, что практически сразу после прихода к власти Б. Ельцина, не успела Россия приобрести долгожданный суверенитет, как была отменена статья в УК, наказующая за мужеложство. И сразу началась бешеная пропаганда содомского греха, который подавался не как грех, а как особенность, чуть ли не обязательно присущая ярко-му дарованию. Фильмы с главными героями-педерастами широко демонстрируются в кино и по телевидению. А как популяризировали песню группы «Тату», в которой девочка-лесбиянка угрожает родителям самоубийством в том случае, если они не поймут ее любовной страсти к подружке!

Тем не менее, по вопросам пола Россия еще не может похвастаться стопроцентной «толерантностью». Увы, романтизации «голубых» мешает Православная Церковь, куда ходит все больше и больше людей.

Не предполагали либералы того, что вместе с духовными опорами верующие начнут обретать здоровый нравственный иммунитет, а потому будут давать совсем не толерантную реакцию на раз-личные антигены зла. Вот и слышим мы сейчас истеричные вопли о «клерикальном большевизме», о комиссарах в рясах, под дулом пистолета сгоняющих детей на уроки Закона Божия.

«Откуда такая агрессия? – удивляются культурно-ориентированные люди. – Что плохого, если школьники узнают, кому посвящены два государственных праздника: Рождество и Пасха? Узнают, что такое крещенская вода, за которой они раз в году простаивают вместе со взрослыми в длинных очередях?»



Уроки Вавилона



Совсем неспроста символом толерантности стал Вавилон. Этот об-раз всплывает сейчас очень часто и в школьных программах, и в названиях магазинов, и на рекламных щитах. А в 1994 г., когда в России о толерантности еще слыхом не слыхивали, мы были на психиатрическом конгрессе в Гамбурге. На плакатах, программках, декоративных флажках – везде красовалась Вавилонская башня. И даже на тряпичных сумках, которые раздавали участникам конгресса, было черным по белому (буквально – на белых сумках черной краской) написано Babel. На этом конгрессе не только много говорилось о толерантности. Она была еще и явлена, причем весьма неожиданным образом. Психически больные люди выступали с докладами наравне с маститыми психиатрами и учили их жить и работать. А те, граждане цивилизованного мира, не смели пикнуть. Там, в цивилизованном мире, программы толерантности были запущены раньше, чем у нас.

Вместо единого народа Божия («нет уже ни иудея, ни язычника») – перемешанное в результате миграции население, оторвавшееся от своей почвы, истории и культуры, преуспевшее только в одной культуре – культуре потребления. В сущности, расчеловеченные люди, движущиеся не от образа к подобию Божьему, а от образа к безобразию.

И само слово толерантность – тоже лукавая подмена. Терпение, одна из главных христианских добродетелей, подменяется терпимостью к греху.

Что правда – то правда. До Европы мы пока не дотягиваем. Впрочем, и до Америки тоже. К примеру, в Нью-Йорке городские власти перед Рождеством запретили использовать в школах христианские символы (высочайший уровень толерантности!). Католическая лига США обратилась в суд. Но пока суд да дело, праздник прошел.

Впервые опубликовано в НВ в марте 2007 года