Алексей Михайлович выбрал для венчания с красавицей Наталией Нарышкиной храм Григория Неокесарийского в Замоскворечье



Храм Григория Неокесарийского на Большой Полянке считается одним из украшений столицы. Это уникальный памятник архитектуры допетровской эпохи. Яркая, украшенная многочисленными изразцами церковь вплоть до конца XVIII века во всех документах официально именовалась «красной», что было тогда синонимом слова «красивая».



Ордынский пленник

Деревянный храм Григория Неокесарийского построил на этом месте еще в середине XV века московский князь Василий II Темный. После предательства своего извечного недруга Дмитрия Шемяки он оказался в татарском плену. Там, как гласит легенда, князь дал обет: если доведется ему снова увидеть свою столицу, он построит в честь этого новый храм.

С ханами Золотой орды удалось договориться. Получив выкуп, они отпустили Василия II. 30 ноября 1445 года перед взором князя – тогда он еще не был ослеплен своими врагами – открылась панорама Московского Кремля. Василий II тотчас же велел своим спутникам остановиться и приказал именно на этом месте заложить храм. В тот день был праздник раннехристианского святого Григория Неокесарийского. В честь него и назвали новую церковь.

В старой Москве к названию храма Григория Неокесарийского добавляли «что в Дербицах». Местность, где его воздвигли, была в те времена относительной глушью. Название улицы Полянка официально появилось лишь в XVIII столетии, но в те времена, когда была основана церковь, здесь действительно начинались большие поля, простиравшиеся далеко за пределы средневекового города. Среди них проходила дорога из Кремля на Серпухов. Сама же земля в этой низинной, часто затопляемой при разливах Москвы-реки местности, была топкой, отчего и была прозвана Дербицами, - вероятно по созвучию со словом «дебри».


Царская свадьба

Церковь Григория Неокесарийского простояла деревянной вплоть до самого правления царя Алексея Михайловича. После эпидемии чумы, разразившейся в Москве в 1652 году, она опустела. Но вскоре здесь возобновил службу московский священник Андрей Савинов. Рядом с церковью он построил свой собственный двор. Неизвестно каким образом, но священнику удалось сблизиться с набожным царем и даже стать его духовником. В 1665 году царь назначил Андрея Савинова настоятелем Благовещенского собора в Кремле, что по тем временам было высшей должностью «белого» духовенства и давало огромную власть. Но прежде чем уйти на столь почетную службу, священник попросил царя разрешить ему перестроить свой замоскворецкий храм, заменив его каменным. Алексей Михайлович исполнил эту просьбу, выделил из казны огромные по тем временам деньги и даже взял строительство, которое началось в 1668 году, под свой личный контроль.

Андрей Савинов, по сохранившимся свидетельствам, не отличался строгостью нравов, в полной мере отдавая должное вину и женщинам. В ценности подобных радостей жизни он сумел убедить и царя. Овдовев в возрасте 42 лет, Алексей Михайлович сначала был склонен провести остаток жизни в молитвах и постах, но вскоре внял уговорам своего духовника. В 1671 году здесь же, еще в деревянной церкви Григория Неокесарийского, он обвенчался с молодой красавицей Наталией Кирилловной Нарышкиной.

Этому историческому событию современный поэт Андрей Вознесенский посвятил такие строки:

Как колокольня алая,
Пылая шубой ярко,
Нарышкина Наталья
Стоит на тротуаре
В той шубке не приталенной
Ты вышла за ворота,
Нарышкина Наталья,
Как будто ждешь кого-то…

Год спустя Алексей Михайлович здесь же крестил своего сына - младенца Петра, будущего императора Петра Великого. Свою близость с царем священник сохранил вплоть до смерти государя. Так, в октябре 1674 года, незадолго до кончины царя, Савинов был у него в Кремле на пиру, и царь сам угощал его заморскими винами и разными яствами. Но подобные милости монарха, а также не слишком пуританский образ жизни самого священника, нажили ему немало врагов в церковной среде. В итоге царский духовник впал в немилость самого патриарха Иоакима. Уже через несколько дней после упомянутого кремлевского пиршества Савинов сидел в заточении на цепи по повелению патриарха. Правда, он все-таки смог из темницы написать письмо царю. Алексей Михайлович, находившийся в Преображенском, сразу приехал в Москву и стал просить патриарха освободить своего духовника. Но патриарх в ответ лишь перечислил все прегрешения священника. Обвинения были весьма серьезные. Настолько, что даже царь не смог ничего сделать для своего любимца и лишь поставил ему в караул верных стрельцов. Только к Рождеству 1675 года – последнего года жизни царя Алексей Михайловича – его духовник был освобожден из темницы, получив прощение и разрешение священствовать. Он вновь был приглашен к царю на обед и даже сидел за одним столом с патриархом.

Но примирение длилось недолго. Уже на похоронах Алексея Михайловича между царским духовником и патриархом вспыхнула ссора. После чего Иоаким собрал церковный собор, на котором обвинил священника во множестве тяжких преступлений, таких, как блуд, превышение полномочий, подстрекательство царя против патриарха и даже в том, что поставил он себе храм в Замоскворечье без патриаршего благословения. В итоге 30 марта 1679 года, когда патриарх Иоаким освящал только что выстроенный храм Григория Неокесарийского, бывший священник, лишенный сана, уже находился в ссылке в далеком Кожозерском монастыре.



Придворная церковь

По общему признанию, храм вышел на славу и сразу же в народе стал называться «красным» не только за свои стройные пропорции, но и внешнюю отделку. Знаменитые зодчие Карп Губа и Иван Кузнечик одели здание в разноцветные одежды – сложные резные детали, разноцветные наличники и пышные карнизы, а Степан Полубес, изразцовых дел мастер, опоясал церковь лентой из девяти тысяч разноцветных драгоценных изразцов, носивших название «павлинье око». Внутреннее убранство храма было не менее богато. Роспись стен выполнили лучшие иконописцы того времени, специально приглашенные из Костромы, а иконостас расписали придворные живописцы Симон Ушаков и Григорий Зиновьев. Камень для красавца-храма привозили из знаменитого подмосковного села Мячкова. Из той же каменоломни, где прежде брали камень для строительства стен Московского Кремля при князе Дмитрии Донском.

У храма оказалась счастливая судьба. Даже во время Отечественной войны 1812 года церковь не пострадала. Очарованный ее красотой Наполеон лишь сожалел, что не может «поставить необыкновенную постройку на ладонь и перенести в Париж». Сама мысль о возможной гибели шедевра ужасала его, и он распорядился охранять храм от бушевавшего вокруг пожара. В итоге внутреннее убранство, драгоценная утварь и церковные книги остались в целости и сохранности.

На протяжении многих лет церковь имела статус придворной и регулярно посещалась членами царствующей фамилии. Особенно любила бывать здесь великая княгиня Елизавета Федоровна, часто приезжавшая сюда на утреннюю литургию.

Храм Григория Неокесарийского был закрыт в 1935 году. Иконы передали в Третьяковскую галерею. Но еще в 1930 году Моссовет намеревался снести шатровую колокольню храма для расширения тротуара. Ее чудом отстояли – только в нижнем ярусе пришлось пробить сквозной проход. Именно такой метод расширения «полезной площади» тротуаров и мостовых рекомендовался потом Генеральным планом 1935 года.

К 1965 году храм, отданный под различные учреждения, обветшал и был заново отреставрирован. Ему присвоили статус памятника истории и культуры и разместили в нем наряду с «Всесоюзным производственно-художественным комбинатом им. Вучетича» неприметную контору по официальной скупке у населения старинных икон, которые потом с разрешения властей перепродавали за границу любителям русского «антиквариата». В 1990 году после письма Святейшего Патриарха Алексия II Моссовет вернул храм верующим. В 1996 году он был окончательно восстановлен, и в нем снова начались богослужения.


Алексей БУКИН