«Где Жизнь, которую мы теряем в Выживании?» - английский поэт Томас Элиот.

Виктор Гюго говорил, что «архитектура - это душа народа», душа современной архитектуры - стандарт, полное единообразие, деталей и нюансов в ней нет, это эстетика функциональности, которая была освоена и принята Америкой раньше, чем в других индустриальных странах мира.

Жан-Поль Сартр после своего посещения Америки: «Уродство архитектуры здесь ошеломляет, особенно в новых городах. Улица американского города это хайвей, просто дорога, в ней отсутствует даже напоминание, что здесь живут люди».

Американские мегаполисы - идеальные механизмы для жизни миллионов, это огромная стандартная инфраструктура, в которой учтены все функциональные нужды работника и потребителя. Они занимают пространства на многие десятки миль, где адрес может обозначаться как дом # 12,566, на улице # 357 - это гигантский человеческий муравейник, в котором все подчинено требованиям безостановочного движения и увеличению количества богатств.

Новеллист Чивер, в цикле своих рассказов о средней американской семье, живущей в в таком мегаполисе, в районе для обеспеченного среднего класса, Буллет Парке, пишет о хозяине дома, Тони, «болеющим тоской» в своем комфортабельном доме со всеми возможными удобствами. Желая хоть как-то уйти от монотонности и бесцветности упорядоченной функциональной жизни в вакууме своей жилой ячейки, Тони каждый год перекрашивает стены многочисленных комнат своего дома. В одном из своих монологов он говорит: «Они отменили всю огромность человеческих эмоций и мыслей. Они выщелочили все краски из жизни, все запахи, всю необузданность жизни природы».

Функциональность, как принцип жизни, была провозглашена, еще в начале 19-го века, общеизвестной фразой Беджамина Франклина о топоре, который должен быть прежде всего острым, а его внешний вид не имеет никакого значения, это излишняя трата труда, - «Зачем полировать до блеска всю поверхность топора. Важно, чтобы лезвие было хорошо наточено, а, в остальном, крапчатый топор самый лучший».

Воплощением функциональности строительства, динамики и масштабов американской жизни стал небоскреб, символ высокой технологической цивилизации. Он собирается и разбирается как детский набор из стандартных кубиков. Его можно увеличить, его можно уменьшить. Его интерьер также стандартен, как экстерьер, поэтому его можно делить на узкие отсеки или расширять до больших залов. Первый небоскреб появился в Чикаго в 1885 году. Это был Home Insurance Building, высотой в 10 этажей, и он еще следовал европейской традиции, был обильно декорирован. Пиетет перед европейской традицией отношения к архитектуре, как «музыки в камне», был преодолен через 40 лет, когда начали появляться сотни зданий без каких-либо украшений.

Тенденция к функциональности, экономичности строительства в Америке была замечена еще Алексисом Токвилем. Он был поражен американским отношением к эстетике архитектуры, в которой все рассчитано лишь на первый эффект: «Когда я подплывал к Нью-Йорку, на берегу реки я увидел несколько монументальных мраморных зданий в античном стиле. На другой день я решил посмотреть их поближе. Оказалось что то, что издалека виделось как белоснежные мраморные плиты, были стенами из одного ряда кирпичей, побеленные известкой, а мраморные колонны деревянными стойками, окрашенными яркой, масляной краской».

В американской архитектуре, как и во всей жизни на бегу, ценится только первое впечатление. Живущий в постоянной спешке американец не имеет времени разглядывать фасады зданий мимо которых он проходит, для него Время –Деньги. Европеец, живущий в другой системе ценностей, мог остановиться и наслаждаться изысканным орнаментом, барельефами, горельефами, своеобразной формой и окраской окон и наличников.

Европейская традиционная архитектура, с ее богатством разнообразных фасадов, следовала идее эстетического обогащения жизни и создавалась на века. Она была неизменяема, стабильна и традиционна, как само общество. В Европе здания возводились на века, в Америке в расчете на одно поколение. В течении двадцати лет вся экономическая и социальная ситуация в стране менялась, и строить на века, в этой ситуации, было нерентабельно, кроме того, эстетика требовала нефункциональных затрат.

Маяковский после своего путешествия по США в 20-ые годы прошлого века: «При всей грандиозности строений Америки, при всей недосягаемости для Европы быстроты американских строек, высоты американских небоскребов, их удобств и вместительности, дома Америки, в общем, производят странное ощущение временности. Даже большие, новейшие дама кажутся временными, потому что вся Америка, в частности Нью-Йорк, в постоянной стройке. Десятиэтажные дома ломают чтобы строить двадцатиэтажные, двадцатиэтажные чтобы тридцати-этажные, затем чтоб сорока-этажные..».

По мнению европеизированного американского писателя, Генри Джеймса, временность американских сооружений, постоянная смена городского ландшафта, разрушающе действует на человеческую психику. Когда он вернулся в Америку после своей многолетней, добровольной ссылки в Европе в 1904 году, то был поражен безликостью американской архитектуры: «Эти здания нереальны, они не более чем символы, дорогие декорации, они не имеют ничего общего с традициями, они не отражают ни прошлого, ни будущего, они существуют только для сегодня и будут снесены завтра. Многие постройки подражают образцам европейской архитектуры, но они не обращаются ни к вашему знанию, ни к эстетическому чувству, как архитектура Европы. Эти здания анекдоты в одну фразу, в сравнении с романами, эпопеями европейской архитектуры».

В Европе одним из критериев подлинности считалась длительность существования отношений, вещей и зданий, то, что прошло проверку временем. Как гласит древняя мудрость, истинность - дочь времени. Америка же создала временный пейзаж, landscape of the temporary.

Утилитарность и экономичность американской архитектуры были требованием общества, построенного на принципе непрекращающегося движения, поэтому в них нет подлинности, так как нет прошлого, как и у самой страны иммигрантов, где каждое новое поколение иммигрантов разрывает с прошлым своих отцов, чтобы все начать сначала.

Динамизм социальный, экономический, естественно, рождает безразличие к эстетике, красоте каждого момента жизни. Вечное беспокойство, страх упустить свой шанс на удачу где-то в другом месте, заставляет миллионы людей находиться в постоянном движении, передвигаться с места на место, отсюда убогий вид многих американских городов, временный и незаконченный характер застройки, он выражает сам характер нации иммигрантов, отсутствие корней, нежелание пускать корни на одном месте.

Анти-эстетизм американской жизни, с одной стороны, возник спонтанно, как результат общей атмосферы общества иммигрантов, озабоченных прежде всего необходимостью выживания в новой стране, им было не до эстетики. С другой стороны, анти-эстетизм был также частью широкой программы стандартизации всех аспектов жизни общества общества.

Стандартизация была обязательной частью организованного производства и рационального упорядочивания общественных отношений, и начала вводиться с 17-ого века когда на исторической арене появилась новая религия, протестантизм, противопоставивший себя католицизму, изменивший взгляд на смысл и содержание человеческого существования. Католицизм видел в эстетике материального мира проявление божественного начала, и внимание к красоте повседневной жизни католических стран привело к расцвету всех искусств. Искусство, с его вниманием к оригинальности уникальности каждого момента человеческой жизни, стало органической, интегральной частью мироощущения рядового католика.

Протестантизм же отрицал саму необходимость искусства, проповедовал аскетизм, упрощение, унификацию всех сторон жизни, что в архитектуре привело к казарменному стилю, и это особенно наглядно в жилых кварталах городов протестантских стран, Англии, Германии и Швейцарии, построенных в 17-19 веках. В этот период начала внедряться идея ценности жизни как труда, и люди постепенно подчинились дисциплине завода и офиса, приняли условия труда в уродливых зданиях, окруженных ржавым металлом и серым бетоном. Приняли, как огромный прогресс, переселение из убогих лачуг в новые жилые районы, которые ничем не отличались от фабричной застройки.

В до-индустриальную эпоху доминировало представление, что человек - мера всех вещей. Старая термины мер измерений напоминает об этом ушедшем прошлом, когда созданные человеком вещи соответствовали размерам его тела и были как бы его продолжением. Inch – расстояние от верхней точки большого пальца до фаланги; Foot – длина ноги; Yard – расстояние от кончика носа по плечу и руке до конца большого пальца, приблизительно равного одному метру. В российской системе измерений длины использовалась длина от большого пальца до локтя. Локтями мерились материалы, скажем, десять локтей материи, десять локтей бревна.

Массовая, механистическая цивилизация ХХ века строилась на другом принципе, принципе больших величин. Машина превратилась в меру всех вещей, в эталон функциональности, эффективности и эстетики. Начали возводиться гигантские плотины, несоизмеримые с размером человеческого тела производственные помещения, громадные жилые здания - машины для жизни, безликие коробки, стоящие в нескончаемом ряду на безлюдных улицах. Жилая застройка перестала отличаться по своему внешнему виду от деловых, офисных комплексов. Те же плоские стены, без всяких украшений, прямоугольники окон, и те же сухие, химические краски фасадов. Геометрические, кубистические формы современных городов создали небывалые, фантастические, инопланетные пейзажи, в которых человек стал выглядеть приживалкой рядом с тем, что он сам создал.

Пионерами эстетики геометрических форм в архитектуре были советские футуристы, кубисты и конструктивисты, и это они сформулировали основные принципы «научного градостроительства».

Научное градостроительство предполагает, что жизнь, с ее непредсказуемостью, во всем многообразии ее форм, должна быть упрощена до функционального минимума. И новые города строились на принципе прямолинейной застройки, так как квадратные сетки проспектов и улиц создавали идеальные условия для транспортировки людей и грузов. Отсутствие тупичков, переулков, маленьких скверов, характерных для старых кварталов европейских городов, позволяло контролировать весь жизненный процесс и служить интересам экономики.

Задачей традиционной архитектуры было обогащение эстетикой повседневной жизни. Но безликие, агрессивно анти-эстетичные города, построенные в 20-ом веке, строились не для людей, а для «рабочей силы». Французское студенчество, в период молодежных бунтов конца 60-ых, требовало снести «рабочие бараки», как называли тогда новые, безликие жилые комплексы, и построить «дома для людей». Сегодня этого уже никто не требует, современные бараки стали привычной частью жизни миллионов во многих странах мира. И только культурная элита страдает ностальгией по прошлому.

Симона де Бовуар, после своего путешествия по многим городам американского Среднего Запада, говорила, что у нее было ощущение, что это один и тот же город.

Русский журналист-иммигрант Генис: «В Европе за четыре часа можно проехать три страны, дюжину городов и две горные системы. В Америке за это время вы минуете сто бензоколонок. ...Проехав столько-то миль до, допустим Буффало, ищешь место, чтобы наконец выйти из машины и погрузиться в городскую жизнь, в жизнь неповторимую, единственную, существующую только здесь, в Буффало, штат Нью-Йорк. И вот выясняется, что выходить негде и незачем, разве только в туалет».

В фильме Джармуша «Stranger Than Paradise» герои, двигаясь по Америке, заезжают в Кливленд, и один из них говорит: «Это забавно, но когда видишь какое-то новое место, все кажется таким же, как и там, откуда только что приехал, как будто никуда и не уезжал».

Безлико, стандартно выглядит страна… Какова же жизнь за фасадами зданий? Она также стандартна, единообразна и не индивидуализирована. Английский социолог, Джеффри Горер писал, что побывав в одном американском доме, можно заранее предугадать какими будут в другом доме мебель, украшения или книги. И это не зависит от того, городская это квартира в многоэтажном доме, или дом в сабёрбе.

«Америка уничтожила разницу между городом и деревней. Это место, где все устроено для удобства, и не более того». Александр Генис

Видя в Америке образец для подражания, большевики также мечтали о «стирании граней между городом и деревней», но, в отличии от Америки, не смогли мечту реализовать. Советская власть, уничтожая крестьянство как класс, не смогла добиться той производительности труда, которая сохранила в американском сельском хозяйстве лишь 4% населения, а в России и по сей день население деревень составляет более 30% населения. Экономика, строящаяся на насилии, не могла быть эффективной.

В Америке же это произошло в органическом процессе экономической динамики. Крестьяне–фермеры, в условиях ожесточенной конкуренции, были вынуждены отказаться от вековых традиций ведения хозяйства и начали создавать сельскохозяйственные индустриальные комплексы. В результате исчезли тысячи фермерских поселков, исчезла деревня. На месте фермерских поселений появились сабёрбы - огромная сетка прямолинейных улиц, застроенных двухэтажными домами на одну семью, и разница между городом и деревней исчезла.

Первым стандартизированным пригородным районом был Левиттаун на Лонг-Айленде, штат Нью-Йорк, где сразу после окончания II Мировой войны сотни абсолютно идентичных домов-коробок были возведены за короткий срок и продавались по доступной цене. С Левиттауна началось строительство новых пригородов, которое проводилась в соответствии с тем же принципом стандарта и полного контроля над окружающей средой, как и в городах, поэтому в пригородах исчезли качества жизни на природе. Искусственно созданная природа сабёрбов лишена фундаментального качества природы - огромного разнообразия и непредсказуемости, которы обладают способностью обогащать человеческие чувства.

Научное градостроительство и не ставит перед собой такой задачи, его цель - создание единой системы контроля всех аспектов жизни в едином, стандартном для всех районов страны мегаполисе. Научное градостроительство, в его ошеломляющем контрасте с традиционной архитектурой, - наглядный показатель победы стандартного над индивидуальным. Индивид, во всем многообразии его эмоций, чувств, ощущений, данных ему природой, в стандартизированной окружающей среде утрачивает не только возможность наслаждаться богатством естественного, органического существования, но и перестает воспринимать как ценность ту широкую палитру красок жизни, которая существовала когда-то в Европе. Ее праздник жизни, ее искусство жить, воспитывались всей атмосферой общества, в котором красота всего, что окружает человека понималась как обязательная часть его ежедневного существования.

Но модель жизни, принятая и развитая Соединенными Штатами, и сегодня превратившаяся в идеал для всех стран мира, построена не на идее увеличения богатства духовного, эмоционального, чувственного, эстетического, не на идее – «качества жизни», а на увеличении количества - вещей, машин, зданий, на идее роста экономики, для которой «искусство жить» - чуждая идея. Экономика прививает другое искусство – искусство выживать.

Автор - выпускник Колумбийского университета, M.A in Cross-Cultural Understanding, M. E. in Information Processing. Руководил различными программами культурной адаптации русских иммигрантов в США в течении десяти лет. Проводит экскурсии по США и Канаде в течении 15 лет, написал несколько путеводителей по США и Канаде. Сейчас он готовит новую книгу – об американской мифологии.