Кризисы приходят и уходят, как гигантские волны, как циклоны, - и все в этом мире повторяется. Но всегда, каждый раз, есть кто-то, кто поворачивает их нечеловеческую энергию в своих интересах, в интересах своей страны. Владимир Мединский и Александр Хинштейн прослеживают, как это делается на протяжении всей человеческой истории, в своей первой совместной книге «КРИЗИС».




По прозвищу «Зверь»

Мы так часто слышим фразу – победа далась слишком дорогой ценой (одна на всех – мы за ценой не постоим), – что даже и не задумываемся над её смыслом. В нашем представлении цена – это 27 миллионов человеческих жизней. Однако у любой войны есть и цена в прямом смысле слова.

2 триллиона 569 миллиардов рублей – ровно столько стоила советской экономике Великая Отечественная Война; число огромное, но точное, выверенное ещё сталинскими финансистами.

Самая масштабная в мировой истории битва требовала столь же гигантского финансирования; но денег брать особо было не откуда. Уже к ноябрю 1941 года были оккупированы территории, где проживало около 40% всего населения СССР. На их долю приходилось 68% производства чугуна, 60% - алюминия, 58% - выплавки стали, 63% - добычи угля.

Правительству опять пришлось включать печатный станок; но – не в полную силу, дабы не провоцировать и без того дикую инфляцию. Количество запущенных в оборот новых денег выросло за годы войны в 3,8 раза. Это, вроде бы, и немало, хотя нелишне будет напомнить, что во время войны другой – Первой мировой – эмиссия была в 5 раз больше: 1800%.

Даже в таких суровых условиях власть старалась жить не только сегодняшним, но и завтрашним днём; война рано или поздно закончится, надо думать о будущем экономики…

Немного отвлечёмся. Переживающая тяжелые времена экономика – всё равно, как мучающийся с перепоя организм. Вброс наличности – тот же утренний опохмел. Он откладывает развязку, но усугубляет её. Понятно, потом будет только хуже; зато на какой-то период мучения отступят.

Далеко не каждый властитель найдёт в себе силы разорвать этот порочный круг. Отказ от опохмела чреват людским недовольством; а вот обратное – вызывает как раз народное умиротворение. Не надолго; до следующего похмельного утра. Так начинается запой...

В этом смысле – Сталину было проще; он не привык заигрывать со своими подданными. Да и война – оправдывала любые тяготы; тем более, что добрую часть экономического бремени власти переложили на плечи народа.

Сразу после нападения Гитлера гражданам запретили снимать со сберкнижек более 200 рублей в месяц. Были введены новые налоги и остановлена выдача ссуд. Повышены цены на алкоголь, табак и парфюмерию. У населения прекратили принимать облигации государственного выигрышного займа, одновременно обязав всех рабочих и служащих покупать облигации займов новых, военных (всего их было выпущено на 72 миллиарда рублей).

Отпуска – также были запрещены; компенсации за неиспользованный отпуск поступали на сберкнижки, но до конца войны получать их было нельзя.

Сурово, ничего не скажешь. Но по-другому поступить, наверное, было нельзя; в результате все 4 года войны госбюджет на одну треть формировался за счёт средств населения.

Но Сталин не был бы самим собой, если б не думал при этом на несколько шагов вперёд.

В 1943-м, когда до победы оставалось два долгих года, он поручил наркому финансов Звереву подготовку будущей послевоенной реформы. Работа эта велась в обстановке строжайшей секретности, полностью знали о ней только два человека: Сталин и Зверев.

У Сталина был удивительный, просто звериный нюх на толковые кадры; очень часто наверх он выдвигал людей, не успевших ещё толком себя проявить. Бывший рабочий «Трехгорки» и командир кавалерийского взвода Зверев – из их числа. В 1937-м он работал всего-навсего секретарем одного из райкомов Москвы. Но у него было высшее финансовое образование и опыт профессионального финансиста. В условиях дикой нехватки кадров (кресла освобождались почти ежедневно) этого оказалось достаточно, чтобы Зверев стал сначала зам.наркома финансов СССР, а спустя 3 месяца уже наркомом.

Как и все хорошие бухгалтера, был он очень упёртым и неуступчивым. Зверев осмеливался перечить даже Сталину. И вот – показатель отношения; Вождь не только спускал это, но и частенько с наркомом своим соглашался.

Имя Арсения Зверева сегодня известно разве что узкому кругу специалистов; в числе творцов победы оно никогда не звучит. Несправедливо это.

Война – это ведь не только выигранные сражения и битвы. Без денег любая, пусть даже самая героическая армия не способна стронуться с места. (Мало кто знает, например, что государство щедро оплачивало своим солдатам совершённые подвиги. За сбитый одномоторный самолёт летчику платили тысячу, за двухмоторный – две. Уничтоженный танк оценивался в 500 рублей.)

Несомненная заслуга сталинского наркома в том, что он сумел молниеносно перевести экономику на военные рельсы и сохранить, удержать на краю пропасти финансовую систему. «Денежная система СССР выдержала испытание войной», – с гордостью писал Зверев Сталину; и это – абсолютная правда. Четыре изнурительных года могли вовлечь страну в кризис, пострашней послереволюционной разрухи.

Даже те, кто не любил Зверева – а таких насчитывалось немало; был он человеком жёстким и властным, полностью оправдывал свою фамилию – вынужден были признавать его исключительный профессионализм.

С первых же дней работы он не стеснялся в открытую говорить о недостатках, резко диссонируя с общим тоном восторженного советского патриотизма. В отличие от других, Зверев предпочитал бороться не с мифическими врагами народами, а с неумелыми директорами и нерасторопными финансистами. Он отстаивал строгий режим экономии, добивался ликвидации потерь продукции, воевал с монополизмом.

Зверев – один из немногих, кто осмеливался спорить с самим Сталиным, и нередко вождь с ним соглашался.

В своих мемуарах нарком-министр торговли СССР Павлов (не путать с ГКЧПистом!) приводит один такой случай. В начале 1950-х Великий кормчий приказал Звереву обложить колхозы дополнительными налогами.

«Сталин полушутя-полусерьезно сказал ему:

– Достаточно колхознику курицу продать, чтобы утешить Министерство финансов.

– К сожалению, товарищ Сталин, это далеко не так, – некоторым колхозникам, чтобы уплатить налог, не хватило бы и коровы, – ответил Зверев.

Сталину ответ не понравился, он оборвал министра и сказал, что он, Зверев, не знает истинного положения дел (…) и повесил трубку… Занятая Зверевым позиция, как и следовало ожидать, вызвала раздражение Сталина.»

Гнев вождя – это было очень и очень серьезно; все знали, что Сталин скор на расправу и боялись его до рези в желудке. Тем не менее Зверев настоял на своём. Была создана целая комиссия в ЦК. Она подробно разбирала все «за» и «против», многие откровенно мандраживали, но Зверев привёл такие неубиваемые аргументы, что Сталин в итоге вынужден был признать его правоту. Более того, он согласился урезать прежний сельхозналог на одну треть…

Уже с середины войны Зверев начал постепенно восстанавливать экономику страны. За счёт режима жесточайшей экономии он добился бездефицитного бюджета на 1944 и 1945 годы и полностью отказался от эмиссии.

И всё равно – к победному маю в руинах лежала не только половина страны, но и вся советская экономика.

Без полноценной реформы – обойтись было никак невозможно; на руках у населения скопилось слишком много денег; почти 74 миллиарда рублей – в 4 раза больше, чем было до войны.

То, что сделал Зверев – ни до него, ни после повторить ещё не удалось никому; в рекордные сроки, за одну лишь неделю, из оборота было изъято три четверти всей денежной массы. И это – без каких-либо серьёзных потрясений и катаклизмов.

Спросите у стариков, какая из реформ – Зверева, Павлова или Гайдара – запомнилась им больше всего; ответ – предрешён заранее.

Обмен старых рублей на новые проводился с 16-го декабря 1947-го в течении недели. Деньги меняли без каких-либо ограничений, из расчёта один к десяти (новый рубль за старую десятку); хотя понятно, что большие суммы моментально привлекали внимание людей в штатском. С этим были связаны многочисленные махинации, когда работники торговли и общепита, спекулянты, чёрные маклеры легализовывали свои капиталы, скупая в огромном количестве товары и продукты.

Несмотря на то, что подготовка к реформе держалась в секрете (сам Зверев, согласно легенде, даже запер в ванной собственную жену, и приказал сделать то же заместителям), полностью избежать утечек не удалось.

Накануне обмена в столичных магазинах было раскуплено большинство товаров. В ресторанах – стоял дым коромыслом; денег никто не считал. Даже в Узбекистане с прилавков смели последние запасы неходовых прежде тюбетеек.

У сберкасс – выстроились очереди; при том, что вклады переоценивались вполне гуманно. До 3 тысяч рублей – один к одному; до 10 тысяч – с уменьшением на одну треть; свыше 10 тысяч – один к двум.

Впрочем, в основной своей массе люди пережили реформу спокойно; у среднестатистического советского гражданина – больших денег отродясь не водилось, да и к любым испытаниям он давно привык.

«При проведении денежной реформы требуются известные жертвы. – писалось в постановлении Совмина и ЦК ВКП (б) от 14 декабря 1947-го, – Большую часть жертв государство берёт на себя. Но надо, чтобы часть жертв приняло на себя и население, тем более, что это будет последняя жертва.»

Одновременно с реформой власти отменили карточную систему и нормирование; хотя в Англии, например, карточки продержались аж до начала 1950-х. По настоянию Зверева цены на основные товары и продукты были сохранены на уровне пайковых. (Другое дело, что прежде – их успели поднять.) В результате – продукты резко стали дешеветь и на колхозных рынках.

Если в конце ноября 1947 года килограмм рыночной картошки в Москве и Горьком стоил 6 рублей, то после реформы он упал до рубля семидесяти и рубля девяносто соответственно. В Свердловске литр молока прежде продавали по 18 рублей, теперь – по 6. Вдвое подешевела говядина.

Между прочим, перемены к лучшему этим не закончились. Ежегодно и почему-то 1 апреля (эта традиция будет нарушена лишь в 1991-м) правительство опускало цены (Павлов же с Горбачевым, наоборот, их подняли). С 1947 по 1953 годы цены на говядину снизились в 2,4 раза, на молоко – в 1,3 раза, на сливочное масло – в 2,3 раза. В общей массе продовольственная корзина подешевела за это время в 1,75 раза; даром, что ни в какое сравнение не шла с той, что уже в наше время установит Ельцин. В смысле – сталинская корзина была гораздо вместительнее.

Зная всё это, очень занятно слушать сегодня либеральных публицистов, рассказывающих ужасы про послевоенную экономику. Нет, жизнь в те времена изобилием и сытостью, конечно, не отличалась. Вопрос только, с чем сравнивать.

И в Англии, и во Франции, и в Германии – да вообще, в Европе – было в финансовом смысле ещё тяжелее. Из всех воевавших стран Россия первой сумела восстановить своё хозяйство и оздоровить денежную систему; и в этом – несомненная заслуга министра Зверева, забытого героя забытой эпохи…

Уже к 1950 году национальный доход СССР вырос практически вдвое, а реальный уровень средней зарплаты – в 2,5 раза, превысив даже довоенные показатели.

Наведя порядок в финансах, Зверев приступил к следующему этапу реформы; к укреплению валюты. В 1950 году рубль был переведён на золотую основу; его приравняли к 0,22 граммам чистого золота. (Грамм, стало быть, стоил 4 рубля 45 копеек.)

В те времена популярнейшая басня Сергея Михалкова «Рубль и доллар» (он написал её в 1952-м) о встрече двух противоборствующих валют звучала на полном серьёзе, безо всякой иронии:

«…И всем врагам назло я крепну год от года.
А ну, посторонись – Советский рубль идёт!»

Зверев не только укрепил рубль, но и снизил его отношение к доллару. Раньше курс был 5 рублей 30 копеек, теперь стал – ровно четыре. Вплоть до следующей денежной реформы 1961 года эта котировка сохранялась в неизменности.

К проведению новой реформы Зверев тоже долго готовился, но осуществить её не успел. В 1960-м, из-за тяжелой болезни он был вынужден выйти в отставку, поставив таким образом своеобразный рекорд политического долголетия: 22 года – в кресле главного финансиста страны.

22 года – это целая эпоха; от Чкалова до Гагарина. Эпоха, которая могла сложиться намного тяжелей и голоднее, если бы не Арсений Зверев…




Не так страшен чёрт…

Куда ни кинь – везде разговоры о кризисе; политики, учёные, экономисты стращают нас жуткими прогнозами в духе Апокалипсиса.

Но вот уже скоро год, как кризис вторгся в Россию, а Апокалипсиса – всё нет и нет.

Конечно, тяжело. Конечно, нелегко. Многие – остались без работы. Падают продажи. Снижается производство.

Вопрос только, с чем сравнивать. Если – со вчерашним благополучием – тогда, да, впору лезть в петлю. А если – с временами позавчерашними?

Так уж человек устроен; всё плохое – забываем мы быстро. Ещё быстрее – привыкаем к хорошему.

К середине мая нынешнего, 2009 года, официальная безработица в России составила 2,25 миллиона человек.

Но 15 годами раньше – в 1994-м – она была неизмеримо больше; 5,5 миллиона. В 1996-м – почти 6,5 миллиона. А под занавес столетия, накануне отставки Ельцина, перевалила за 9 миллионов. И ведь никто не бил в набат, не предрекал конца света; эти цифры воспринимались совершенно обыденно, другой жизни мы себе и не представляли.

Когда в 1990 году доходы высоко- и малообеспеченного населения различались в 4,4 раза, это казалось вселенской катастрофой. Но через 10 лет они разнились уже в 14 раз, а дифференциация оплаты труда, вообще, достигла размеров ужасающих – 34 порядка. И ничего. Жили себе, не тужили.

Как писал Зощенко, человек не кошка, ко всему привыкнуть может...

Пока катишься вниз, кажется, что это – навсегда. И лишь потом понимаешь: у катастрофы нет дна; падение – может быть и бесконечным…

Мы хорошо помним дефолт 1998 года, когда рубль молниеносно дешевел. Ещё вчера за доллар давали 6 рублей, сегодня – 7, затем – 8, 9… Один из нас работал тогда в газете и, получив зарплату с гонорарами сразу за несколько месяцев, долго мучился собственной жадностью; переводить рубли в СКВ по такому грабительскому курсу – просто не поднималась рука. А потом – мучился ещё больше от того, что поддался эмоциям; мог купить по 12, а приходится – уже по 18…

Карабкаться вверх – неизмеримо труднее, чем падать с обрыва; падаешь – мгновенно, поднимаешься – по сантиметру.

По уровню рождаемости, например, мы лишь подошли к показателю 1990 года; и очень этим гордимся. Хотя, не окажись тогда страна во власти дилетантов и шарлатанов, такого демографического падения просто бы не случилось. Дешевле и легче избежать провала, нежели мучаться потом, восстанавливая утраченное.

Так что весь вопрос в угле зрения; от какой печки плясать. Полстакана – это всего полстакана или целых полстакана.

Взять ту же злополучную нефть, один из главных источников нашего могущества и богатства.

Все хватаются за голову: нефть катастрофически подешевела. Подешевела, относительно чего? Если суперцен лета 2008-го – это одно.

Но ещё совсем недавно – в 2004-м – баррель нефти стоил 36 долларов. В 2006-м – 60-70. Причем, когда рынок «чёрного золота» достиг отметки в $63, экс-премьер Михаил Касьянов, как раз накануне перешедший в стан оппозиции, объявил, что цена эта – «неблагодарная» и «спекулятивная». Справедливой, по его мнению, должна быть – $20-25.

Сегодня же нефть торгуется уже по 58 долларов; то есть вернулись мы всего-навсего к ценам четырёхлетней давности.

Неприятно, конечно, однако всё могло быть гораздо хуже. Ничто не мешало упасть до уровня 1990-х годов; если бы рухнула финансовая система – а все предпосылки к этому имелись – сегодняшнее время показалось бы счастливой благостью...

Нынешний кризис – как Кремль из Венички Ерофеева: «Ото всех я слышал про него, а сам ни разу не видел.» Боязнь кризиса на поверку оказывается куда страшнее его самого. Подобно старообрядцам петровской Руси, мы самолично сколачиваем себе гробы, ложимся в них и смиренно ждём светопреставления. Но приходит утро – глянь – а мир-то никуда не делся…

Во всём, даже в самом мрачном, непременно надо искать положительные стороны; иначе жизнь – потеряет всякий смысл.

Кризис – это не только безработица и спад ВВП. Это – ещё и шанс на обновление и модернизацию; тот самый «идеальный шторм», о котором говорил как-то Путин.

Благодаря кризису Сталин сделал крестьянскую Россию индустриальной державой, Алексей Михайлович Тишайший – вывел её на международную арену, а Витте – превратил рубль в самую надёжную валюту мира.

Не надо бояться кризиса! Это для других народов он – явление чрезвычайное. Для нас же – состояние вполне естественное и даже органичное.

За последние пять веков, с тех пор, как началась интеграция России в мировое пространство, периоды стабильности в нашей истории – можно пересчитать буквально по пальцам. Остальные времена – были сплошь кризисными. И очень часто, выходя из них, страна становилась ещё сильнее и богаче.

Кризис, если угодно, сравним с кипящим сказочным молоком; коли не сваришься – наружу выпрыгнешь писаным красавцем.

Достаточно внимательно проанализировать, чем заканчивались обычно кризисы, чтобы понять – нет большего двигателя прогресса.

Это они – заставили нас придумать деньги, а потом – научиться правильно с ними обращаться.

Без кризисов – не было бы ни промышленности, ни мировых рынков, ни банков, ни, вообще, нормальной экономики.

Другой вопрос, что кризис – это лишь шанс. А уж кто и как его использует – от каждого зависит индивидуально. Нужно, как минимум, чётко знать, чего ты хочешь.

У России – есть для этого все слагаемые. Сильная власть, которой доверяет абсолютное большинство. Международный авторитет. Огромные запасы полезных ископаемых, включая пресловутую нефтяную иглу. Накопленные золотовалютные резервы. Воля к победе, наконец.

Когда такое было возможно, чтобы российские собственники получали за бесценок крупнейшие западные предприятия? А сегодня – «Сбербанк» покупает в пол-цены гигантский «Опель», обещает разместить его производство на конвейере «ГАЗа», и это ни у кого даже не вызывает удивления.

В недавно опубликованном докладе Национального разведывательного совета США чёрным по белому сказано:

«Перспективы роста для Бразилии, России, Индии и Китая (БРИК) указывают на то, что к 2040 – 2050 годам они совместными усилиями подберутся к исходной доле общего ВВП “Большой семерки”».

И тут же:

«У России есть потенциал стать в 2025 году богаче, сильнее и более уверенной в своих силах, если она инвестирует в кадровые ресурсы, расширит и разнообразит свою экономику и интегрируется в мировой рынок».

А ещё – добавим от себя – есть многовековой опыт наших предков, умевших не бояться трудностей и преодолевать их во что бы то ни стало.

Очень важно учиться на собственном прошлом; и не только – на успехах, но и на ошибках. Блестящие результаты реформ Витте пошли прахом лишь потому, что российская элита перегрызлась между собой и ввергла Россию в войну и революцию. А Николай II – оказался слишком слаб, чтобы пресечь развал и рвачество, себялюбие, игру амбиций возле престола.

Не дай нам Бог наступить на те же грабли вновь; разобщённость и болтовня – извечная российская болезнь. Едва начался кризис, мгновенно заулюлюкала оппозиция; её лидеры – даже не особо скрывают своего торжества. Чем хуже стране – тем лучше для них; в процветающем государстве они и даром никому не нужны. Всё, что делает власть, им не нравится по определению.

Экс-премьер Касьянов договорился даже до того, что кризис «на 80% вызван неправильной и даже вредной политикой наших властей и только на 20% – внешними факторами». После чего, злорадствуя, пообещал, что уже «в марте-апреле граждане со всей остротой осознают, куда нынешняя власть привела страну».

Раскачать, расшатать ситуацию – единственный их шанс на реванш. Потому и выводят людей на улицы, устраивают митинги и пикеты. Хотя в кризис, как и в войну, нации – следует, напротив, вставать плечом к плечу.

Кризис – та же война. А значит, перед лицом единой опасности любые противоречия должны отойти на второй план.

Вообразите себе; осень 1941-го, враг на подступах к столице. Но вместо того, чтоб строить оборонительные рубежи или уходить в ополчение, тамошние несогласные, счастливо избежавшие подвалов НКВД, начинают подвергать обструкции все действия власти. Выходят на демонстрации, пикетируют штабы, в собственных газетах призывают сбросить оковы сталинской тирании.

Всё (ну, или почти всё), что они говорят – абсолютная правда. И Сталин – тиран. И ошибок – наделала власть немало. Многие военные операции – спланированы через пень колоду, целые дивизии отправляются на убой.

Вот только – время для момента истина выбрано… м-м, не самое удачное…

Нетрудно предположить, чем закончились бы в 1941-м подобные дискуссии; по законам военного времени, без суда и следствия… И ведь, при всей правоте этих граждан – нам ни чуточку их было бы не жаль...

Капитан, правящий кораблем в шторм, должен довести своё дело до конца; благо – из одной бури судно он уже сумел вывести. Не мешайте ему, и тогда –когда стихия закончится, рассеются тучи и появится на горизонте земля…

Так совпало, что аккурат в разгар кризиса на экраны страны вышел фильм Владимира Бортко «Тарас Бульба».

Казалось бы, что нового в истории запорожских казаков; хрестоматийную повесть Гоголя каждый помнит ещё со школы.

Никто и представить не мог, что кассовые сборы фильма побьют все рекорды, обогнав даже фантастические блокбастеры. И это, думается нам, не спроста.

В условиях кризиса людям, как никогда, нужна вера. В национальную идею. В героев прошлого и настоящего. В счастливое будущее. В себя самих, в конце концов.

И как хочется вслед за Тарасом Бульбой воскликнуть:

«Да разве найдется на свете такая сила, которая бы пересилила русскую силу!»

И правда. Разве найдётся?..