ПРО УДАРНИКОВ И СТАХАНОВЦЕВ



В Донбассе надвигалось пятидесятилетие «стахановского движения» и партийные лидеры жаждали заново разжечь трудовой энтузиазм на полузабытых к тому времени образцах. Тогда, двадцать лет назад, еще были живы свидетели реальных и мнимых подвигов. Теперь их свидетельства остались только на пожелтевших страницах моего блокнота.



С первых минут, проведенных мной в городе Стаханове, выяснилось, что реальные люди так обросли легендами, что превратились в фольклорных героев, весьма далеких от хрестоматийных образцов. Ударники и стахановцы оказались не столько героями, сколько жертвами эпохи, поигравшей с ними, да и отбросившей за ненадобностью.



Никита? Это «Правда»



Знаменитый в 30-ые годы забойщик Изотов при крещении был записан в церковную книгу Никифором. В историю СССР он, однако же, вошел под другим именем, сменив полученное от родителей отнюдь не по своей воле.

После одобрения в ЦК ВКП(б) «Изотовского движения», подразумевавшего, что каждый опытный рабочий обязан в порядке партийной дисциплины безвозмездно передавать опыт молодым, центральный печатный орган партии откликнулся на почин передовой статьей. В спешке Изотова назвали Никитой. Обиженный новатор пожаловался на газету наркому тяжелой промышленности Григорию Константиновичу Орджоникидзе, более известному, как просто Серго. Разговор приключился за банкетным столом после завершения Всесоюзного съезда ударников. Легендарный нарком сочувственно выслушал сетования Изотова, похлопал того по плечу и весомо сказал: «Правда» не ошибается!»

Никифор-Никита попытался возразить, но Орджоникидзе распорядился наполнить бокалы и провозгласил тост «за любимую газету советских людей, которая всегда права».

Вернувшись в Донбасс, шахтер узнал, что документы на Никиту Изотова уже оформлены. Недоставало только фотографий, так что прямо с вокзала его отвезли в ателье и усадили перед объективом. Наутро новый паспорт и партбилет были уже в руках жертвы ленинской «Правды». Привыкнуть к новому имени было непросто, но у нас и не к тому привыкали!



Уголь важен – мат многоэтажен



В 1937 году Никиту Изотова поставили во главе угольного треста. Управлять шахтами оказалось куда сложней, чем самому давать угля стране, но знатный забойщик и не подумал отступать, компенсировав нехватку знаний ударами кулака по столу и многоэтажными тирадами в адрес подчиненных. Окна начальственного кабинета выходили на политехнический институт. Голос у новоиспеченного директора был зычным, так что ненормативная лексика изотовских разносов нередко доносилась в аудитории, вгоняя в краску юных студенток. Кто-то из институтских профессоров рискнул пожаловаться на новатора-ругателя первому секретарю компартии Украины Никите Сергеевичу Хрущеву, воспользовавшись его появлением в стенах инженерного вуза.

Тезка ударника откликнулся на сетования педагогов сходу и горячо:

- Стране уголь нужен, и товарищ Изотов родину без топлива не оставляет! Так что вы бы лучше не жаловались, а девушек своих подальше от изотовских окон рассадили!

Партия сказала: «Надо!», ректорат ответил: «Есть!» Со следующего же дня все студенческие группы, где числилась хотя бы одна особа женского пола, стали располагать в аудиториях, чьи окна смотрели в институтский двор.



На рекорд – за плечи. Или за чуни



«Стахановский» рекорд добычи угля надумал установить комсорг шахты Петров. Поводом для сверхдостижения стал забытый ныне Международный юношеский день. Как рассказывал мне сам автор затеи, Алексей Стаханов был избран на роль нового примера для подражания в основном за широкие плечи да крепкие кулаки, так как шахтеры, опасавшиеся повышения норм выработки, могли запросто устроить ему темную.

Другую версию выбора стахановской судьбы я услышал в городе Торезе, где Стаханов провел последние годы своей трагикомической жизни. Этот вариант поведал мне парторг угольного треста, который немало помаялся с запойным кумиром тридцатых годов. Он показал мне письмо бывшего редактора многотиражки из Кадиевки, где приключился некогда легендарный рекорд.

«Рад за тебя, Лешка! Времени прошло много, а приврали к тому, что было, еще больше... Помню, сидели мы с Петровым в парткоме, гадали, кого послать на рекорд. Тут открылась дверь, и вошел ты с криком:

- Комсорг, как жить будем? Опять чуни из раздевалки стибрили.

Петров сказал:

- Про чуни потом, а на рекорд пойдешь?

Ты, Леша, бросил тогда шапку на стол и сказал: «Чуни давай, а я куда хошь пойду!»

Стаханов получил за рекорд не только чуни, но и квартиру с обстановкой, и ордена, и должности, и прощение грехов на всю оставшуюся жизнь.



Партизанскими штеками



Во время войны Стаханова бросили начальником шахты в Караганду. Товарищ его по кадиевскому забою Силин, которого, как и многих тогда шахтеров, отозвали из действующей армии, оказался в его подчинении. Он и рассказал мне, что начальственная работа у Стаханова не пошла… Да он себя ею и не утруждал.

Но вот к восточным угольным бассейнам отправилась комиссия Государственного комитета обороны, у которой было много прав карать и никакого желания миловать. Головы и прямом, и в переносном смысле летели, едва ль не как свекла с конвейера комбайна. Стаханов заслышал о предстоящем приезде грозных ревизоров, забился в дальнюю шахтную выработку и прятался там несколько дней, пока посланный на поиски Силин его там не выследил. Герой первых пятилеток согласился выйти на поверхность только после того, как старый друг заверил его, что к стенке не поставят, а всего-то навсего отправят обратно в Москву.

До середины пятидесятых его никто не трогал. В Кремль больше не звали, но оставили квартиру в «Доме на набережной» и синекурную работу на пятых ролях в угольном министерстве.