за женское имя (с Фалькой, по Фальке). Фальковская никто бы не произнес, звучала бы Фальковская, художником бы и не пахло. Пусть уж переулок, где была его замечательная мастерская, остается Курсовым — у курсов, в честь которых он был назван, тоже неплохая слава.

Первые десятилетия советского времени — талантливейшие мастера! Ромадин, Пластов, Дейнека, поэт Подмосковья Нисский...

Мастера графики — рисунка, офорта, линогравюры... Иван Павлов — где, как не в Москве, ему место за одну только серию «Старая Москва», — а и тут сколько однофамильцев — и ученые, и генералы, академик Павлов тоже Иван, различай по отчествам. Маг гравюры и книжной графики вообще — Фаворский, по рангу явный классик, но однофамилец академика химика.

Надо бы устоять перед обвалом авангардистов, захваливаемых словно в угаре, чохом, с полным забвением того, что они в свое время творили. Ореол мученичества раздут вокруг самого факта их долгого официального непризнания, без связи с истинной оценкой творческих достоинств. Не унизимся до наречения улиц именами Кандинского, Родченко или Малевича, какую бы цену на них не набивали снобы-искусствоведы и дельцы аукционов. Надо ли, чтобы по Москве шагала улица Шагала, хотя реклама ему создана и всемирная, — пусть лучше она будет в его родном Витебске.

А как с именами ваятелей? Классики в Москве адресов не обрели, даже авторы известных памятников — Опекушин, Андреев, Меркуров, Шадр, Королев. Да это и понятно — главные силы тут действовали в Питере. А у нас — неужели отмечен один Вучетич? Нет, все же не обошли и Мухину, и Конёнкова — обоих увековечили к их столетиям. Конёнкова почтили в 1974 году — через три года после кончины патриарха. Его именем названа улица в Бибиреве, не случайно рядом с перенесенными туда же именами его лю