234    Постигая Москву

к концам которых прикреплены белые листы. Я узнаю, что эти люди меняются квартирами. Дальше меняют запчасти или торгуют ими. Трамвай везет нас до речного порта, проходя над Варшавским шоссе, справа — огромное здание Международного почтамта, безлюдное (во всяком случае в это воскресенье), слева — бани. Здесь начинается путаница, позволяющая понять стремление советских планировщиков к новой перспективе, планомерности, простору, прежде всего в промышленном и жилищном строительстве. Коричневый цвет, характерный для московского переходного времени, вероятно, усиливает впечатление: ни зелень, ни солнечные лучи, заставляющие блестеть красноватую кирпичную кладку стен, пока еще не оживляют цветовой спектр этого района.

Тут сходятся улица, железнодорожная линия и река: рельсы, ведущие к Павелецкому вокзалу, пересекают Варшавское шоссе, трамвай сворачивает направо по Большой Тульской улице в сторону Даниловского вала. Улица становится тесной, чувствуется экономия, заставлявшая лепиться друг к другу фабрики, заводские дворы с рельсовыми путями под улицей, ворота старо-русского стиля, в котором на рубеже двух веков строились почти все фабрики. Предприятия расширялись, они переросли даже за стены Данилова монастыря. Не странно ли, что стены русских монастырей, барьеры, обеспечивавшие уединенность русского монашества, трудно отличить от оград фабрик эпохи «грюндерства»? Русский капитализм еще вписывался в традицию, вместе с которой ему было суждено погибнуть. Сегодня ворота монастыря закрыты: церковная территория стала заводской.

Трамвай № 3 проходит мимо Павелецкого вокзала, где можно увидеть локомотив поезда, на котором из Горок (сегодня Горки Ленинские) везли в Москву тело умершего Ленина, пересекает Садовое кольцо и быстро, как будто без остановок, устремляется по Новокузнецкой улице к станции метро. Характер квартала уже нельзя точно определить. С одной стороны, здесь все еще есть крупные предприятия, с другой, — кажется, это был более приличный жилой район для тех, кому не нашлось места внутри Бульварного кольца и пришлось удовольствоваться местностью между Бульварным и Садовым кольцом. Пересекаем Москву-реку, и сцена меняется: взгляд, все еще из прекрасного, насквозь прозрачного вагона трамвая № 3, свободно идет от золотых куполов Кремля на западе через ужасно-грандиозную гостиницу «Россия» и городской сиротский дом, размеры которого уменьшает только пропорциональность не слишком высокого фасада, до высотки на Котельнической набережной, по ту сторону Яузы, впадающей здесь в Москву-реку. Высотка производит отсюда не худшее впечатление: обращенная к центру, она возвышается словно дом-покровитель города и как будто простирает, защищая, мощные крылья над самым его сердцем. Она не только отмечает границу своими необозримыми