Тень воображаемой башни    77

иметь ничего общего с фасадами парламентов отжившего мира; следует и в архитектурном отношении посрамить буржуазный Запад, презиравший рабоче-крестьянскую власть как нечто отсталое: пусть возникают здания, «которые нашим врагам и не снились».

В начале 1930-х гг. в этой области появился конкретный соперник — женевский Дворец Лиги Наций, часто критиковавшейся тогда как парламентская и пацифистская говорильня. Следовательно, Дворец Советов должен был стать совсем другим. Но каким же? Заслуга конкурса, довольно, впрочем, сомнительная, заключается в том, что в ходе его разъяснялось, что должен означать социалистический реализм в архитектуре. Это было довольно туманное понятие, в основном на уровне лозунгов. Но все знали, что и кто имеется в виду или, точнее, чего не должно быть. Во время конкурса разгорелась полемика, и затронутым ею архитекторам вскоре пришлось обороняться не меньше, чем левой оппозиции, которая уже давно была вынуждена уйти со сцены. Говорилось, что стиль должен быть «национальным», причем «национальность» определялась сплошь негативно: не современный, не модернистский, не как у «Баухауса» в Германии или у ВХУТЕМАСа в Советском Союзе. Слова «модернизм» и «конструктивизм» получили оттенок чего-то безнационального, безродного, космополитического, интеллигентского. Стилю надлежало быть «пролетарским», даже если это еще труднее поддавалось определению: разве не «левые» конструктивисты, служа рабочим, внесли наиболее значительный вклад в развитие подчеркнуто деловой, функциональной и притом не исключающей богатства фантазии архитектуры и резко протестовали против помпезности и расточительности? И наконец, оставалось требование «монументальности». А оно могло повышаться в неизмеримой степени, так как монументальность рассматривалась в основном с количественной точки зрения.

Тем временем план сооружения Дворца Советов за текущую пятилетку, и без того нереалистичный, утратил актуальность. Поэтому на заседании Совета по строительству дворца 10 мая 1933 г. Сталин предложил увенчать здание Иофана статуей Ленина, которая должна была быть во много раз выше, чем первоначально предлагавшаяся архитектором статуя «освобожденного пролетария». Вместе с архитекторами Щуко и Гельфрейхом Иофан получил распоряжение до 1 января 1934 г. разработать окончательный проект, который практически удваивал размеры первоначального проекта.

Начнем с пространственного измерения: дворец должен был устремляться в высоту на 420 метров, а его общий объем — составить 7,5 млн кубометров. Большой зал заседаний в цоколе башнеподобного здания был рассчитан на 21 тыс. человек (Копп). Дворец венчался статуей Ленина более 70 метров высотой. Чтобы окинуть взглядом хотя бы часть здания, прохожему пришлось бы находиться на очень большом расстоянии от него. Предусматривалось и