Вокзалы    105

и полями, вокзал увенчан остроконечной башней по образцу казанской — эркеры, причудливые циферблаты, повсюду торчат острия, указывающие на оборонительное назначение. Чужеземец невольно вспоминает о взятии Казани под эгидой Божьей Матери. Он так и ждет, что в следующий миг из-за этих зубцов хлынут огонь и сера, с башни раздастся пронзительный сигнал трубы и откуда-то внезапно вырвутся, размахивая копьями, татарские всадники.

Напоминание об этих всадниках с копьями можно увидеть и внутри вокзала: смуглые лица с резкими чертами — молодые военнослужащие, одетые в оливково-зеленый тик, подпоясанные ремнями, в лихо надвинутых пилотках, некоторые так юны — совсем дети. Говорят они по-казахски, по-узбекски или по-тунгусски — как предполагает проходящий мимо иностранец. Вот старые бойцы в орденах, кое-кто и на костылях; вот огромный обоз из женщин, детей и багажа, подготовленный для расквартирования на полдня или на ночь. Перед рядами красных пластмассовых кресел в боковом зале возникают очереди из тех, кто пытается раздобыть место, чтобы сидя скоротать долгое время ожидания. Здесь именно ожидают, а не прогуливаются, как вошло в обычай на немецких вокзалах, с тех пор как их оккупировали итальянские, греческие и испанские рабочие в качестве единственного места, где под открытым небом и в то же время под кровом сохраняется дух родной piazza, где вероятнее всего найдутся газеты с родины, где можно по дешевке посмотреть кино и завязать знакомства. Здесь же — ничего похожего на такого рода активность, скорее — сосредоточенность перед долгой поездкой.

На Казанском вокзале (когда он еще назывался Рязанским) в конце августа 1890 г. проездом из Самары в Петербург впервые вступил на московскую землю некий Владимир Ильич Ульянов.

Несмотря на фасад, «ворота в Казань» — современное творение, чтобы увидеть это, достаточно одного взгляда на железобетонную конструкцию свода над главным залом. Строительство вокзала было начато под руководством Щусева в 1913 г. Фасад в новорусском стиле свидетельствует не только о новом самосознании, но и о бегстве от свирепого вторжения модерна, конструкционный принцип которого в неменьшей степени присутствует в этом строении.

Нигде цивилизационная миссия железнодорожного строительства не выявляется так отчетливо, как в России. Об этом говорят сами названия. Для внимательного слушателя русское слово «вокзал» раскроется как «vauxhall» (увеселительный парк), а в прямом смысле словосочетания «железная дорога» (по-немецки дословно «eiserner Weg») содержится нечто гораздо большее, чем простая транспортная связь, — решительное отрицание бездорожья местных болот и низин, вызов климатическим и географическим условиям этой страны, столь враждебным коммуника-