248    Постигая Москву

черном поле, на металле за стеклом, — сообщающие посвященному, где он находится, даже если тот, возможно, и не знает смысла сокращения.

«Город в замедленной съемке». Вне контекста трудно объяснить, что под этим подразумевается. Поэтому сначала несколько примеров. Часто утверждают (в том числе и в критическом лагере), что между архитектурой 1920-х и 1930-х гг. существовал резкий разрыв и все последующее было не более чем халтурой («пряничный стиль»). Такой приговор не выдерживает основательной проверки. Стоит только взглянуть на строения переходного времени, оригинально сочетающие классицизм и конструктивизм. А если уж говорить о «пряничном стиле», то давайте спокойно и беспристрастно рассмотрим колоннаду на станции «Площадь Свердлова». Деталь доказывает здесь, что утвердившаяся у нас в сознании логическая цепочка не верна (и часто бывает достаточно наглядно продемонстрировать это!). Или возьмем козырьки над подъездами. Они кое-что говорят о местном климате, о культуре жилища, о консервировании и прочности старых, зачастую насчитывающих лет семьдесят, конструкций. А вот решетки из кованого железа вокруг особняков — почти отдельная ветвь поколения модерна. Или ворота, сохранившиеся здесь не от хорошей жизни и не замененные на новые. Или гора под названием «Метрополь» — в мою голову закрадывается мысль, что на этом доме при разных экспозиции и освещении можно призматически сфокусировать, сгруппировать, уплотнить несколько эпох (балконы, окна, лампы, безвкусная модернизация, надстройки на крыше, надпись на фризе, камины и т. д.). Или Кремль: при взгляде на весь ансамбль в целом обычно не удается увидеть, из чего он состоит — из куполов, зубцов на стенах, сумасшедшего сочетания цветов (травянисто-зеленый, габсбургский желтый, карминный, кроваво-красный — знамя на здании Сената! — и голубые ели). А «загадочность» Кремля как раз и складывается из таких непривычных для нас контрастов.